Машина памяти
Шрифт:
— Прикольно.
— А ты в переселение душ веришь, союзник? Я открою тебе тайну. В прошлой инкарнации я был Грибоедовым!
— Да ты что! Очень интересно!
— Он был писателем, — уточняет нарик.
— Горе от ума.
— О, я вижу, что не ошибся в выборе союзника! — Ворон повторно ныряет под стол. — Я протащил сюда пузырек портвейна! — он выдирает пробку. — Вещь!
Словесный понос грибоеда прерывается зычным голосом клоуна Пети.
— Группа «DTD»! Оптимальная доза на этот замечательный вечер…
Ребята проверяют микрофоны:
— Раз-два, всем
— Да-а-а!
— Пока мы готовимся, Тай исполнит для вас фантазию, посвященную женскому общежитию…
Тай издает в микрофон неприличные стоны, комбинируя их с каким-то поршневым ритмом. Всхлипы. Стоны. Поршни. Всхлипы…
Публика в восторге от фантазии. Аплодирует. Африканец раскланивается.
— Мы готовы. Вам — песняк! — Мэд набрасывает капюшон толстовки.
Вступают Тай и бас. Присоединяются клавиши. Флейта проводит мелодичную вставку. Мэд читает:
Улица змея — ужалить готова,
Кто-то сорвался, у него был повод.
Кого-то вырвало внутренним миром —
Пир во время чумы, дышишь телеэфиром!
Плотина лезвий на твоих дорогах,
Дураков мало, зато умных много!
Какие новости? Опять война?
Бьет в висок кастетом весна…
Голоса снаружи — отголоски ада,
И голоса внутри — она слышать их рада!
Мне, разрывая на части легкие,
Харкать с кровью слова из глотки!
Ворон-грибоед прислушивается.
— Неплохо.
— Да полная лажа! — неожиданно встревает Страчунский.
Проблевался…
— Не согласен, — волнуется Ворон-грибоед. — Категорически не согласен.
— Я тебе щас в морду дам! — говорит Страчунский, поправляя очки. — Кит, я думаю, не организовать ли нам рок-н-ролльную газету?
Я молчу. От него плохо пахнет.
— Ты бы туда писал. Но гонораров больших не жди… тут идея важна…
— Идея важна, — поддакивает грибоед. — Чрез-вы-чай-но!
— Завороти… — тут Дениска содрогается, его лицо искажает гримаса ужаса. — Я сейчас… спазмы…
— Сам ты Элтон Джон! — бросает ему вслед Ворон-грибоед. — Кем ты в прошлой жизни был? Небось, кисейной барышней! Эх, молодежь… приглядишься к девушке, а она — парень! Или наоборот. Думаешь парень, а это — баба! Пить не умеют! Да, союзник?
Жили бы лучше, но нищенство дорого,
Ветер свистит на могиле города.
И когда тебе скажут: ты свободен,
То на самом деле — смертельно болен!
Любого из нас хоть кто-то, но предал —
Считаешь дни в ожидании смерти,
Хранишь мечты в запечатанном конверте!
И боишься того, чего в принципе нет —
Открой глаза, там всего лишь свет…
Я слишком устал, надоела игра,
И у неба в глазах — пустота!
Меня что-то беспокоит. Что-то задело край сознания.
— Повтори, что ты сказал?
— Пить не умеют, я сказал!
— До того…
— Думаешь парень, а это — баба. Что с тобой, союзник?
Мэйнстрим впадает в океан отстоя!
Если есть счастье, то что это такое?
Эй, никогда не сдавайся без боя,
Если твои слова чего-то стоят!
Мне хочется спросить у автора этого текста: что ты тут делаешь, если ты такой умный?
— Что ты тут делаешь?
И отвечаю сам себе:
— Не знаю.
— Ты все понял?
— Понял.
— Тогда что ТЫ ТУТ ДЕЛАЕШЬ? ПОЧЕМУ ТЫ ВСЕ ЕЩЕ ЗДЕСЬ?!!
Ворон-грибоед взмахивает крыльями. Они в красных точках.
— Соооюююзззнииик!
Моя голова забита ватой. Никакой статьи про «золотую» молодежь не будет.
Мне кажется, что стол — это рояль. А рядом сидит слепой черт-пианист, вместо глаз — пробки от «Туборга», он долбит по клавишам.
Он поворачивается ко мне. Пивные пробки выпадают из глазниц.
— Дай мне блюз, Джордж! — говорит он. — Дай мне блюзззззззззз!
В глазницах — тьма. Вокруг летают мухи. Бззз! Это они!
Расталкивая гостей, я бегу к выходу. Я догадался.
23
Я давлю пальцем на серую пластмассовую кнопку, замыкается электрическая цепь, в квартире меланхоличное «дин-дон», будто игрушечный колокольчик звонит. По ком звонит колокольчик?
Стена подъезда грязно-зеленая, штукатурка отваливается, отпадает струпьями, видны бесчисленные рубцы времени на камне. Лампочка выкручена. Потолок усеян черными звездами подпалин. На стене помимо извечных матюгов и сплюсованных в мифическое слово «LOVE» русских имен косые строчки: «Пей вино — не горюй! Горе — медленный яд. А лекарство — вино! Мудрецы говорят…»
Воняет мочой и безысходностью.
Мозг, все еще одурманенный алкоголем и грибами, гоняет мысли вхолостую. Я давлю на кнопку, но «дин-дон» тонет в музыкальном грохоте и чужих пьяных выкриках. Мозг размашистыми мазками воссоздает эту картину: она никакая в объятиях хохочущего сброда…