Машина снов
Шрифт:
– Ваш шедевр – бездарная копия, – сказал Волосатик, – я могу показать вам настоящие живые, зеленые деревья. Они не пластилиновые. Пластилин нужен только в детском саду.
– Я видел зеленые деревья, – ответил Рудой, – но искусство это не подражание. Я создал собственный мир.
Волосатик заговаривал еще несколько раз, но сумасшедший не отвечал.
– Уведите, – сказад он двум добровольцам, прсутствовавшим при разговоре, – вы же видели, я делал все что мог.
До казни оставалось еще четверть часа и Волосатик вышел на верхний ярус. По нарисованному небу равномерно плыли нарисованные облака. Небо было
Казнь была не очень важна, билеты стоили всего два рубля, и продали их не больше сотни. Казнить решили не в центральной камере вздохов, а в камере номер семь.
Камера для казней была оборудована так же как и комната для дуэлей. Только площадка у дверей была больше, на ней можно было удобноо стоять. Безопасная полоска у стен была тоже шире, чтобы приговоренный мог бежать хотя бы несколько кругов.
Рудого поставили у задней стенки, впустили в камеру собаку и закрыли дверь. Собака была прекрасно дрессирована, она подождала пока зрители расположатся поудобнее, взглянула на Волосатика и, увидев одобрение в его глазах, бросилась на жертву. Рудой сделал несколько шагов, но сил совсем не было (его забыли покормить), закрываясь руками, он соскользнул в яму. Даже не закричал. Зрители возмуженно переговаривались, кто-то пустил клич потребовать обратно деньги за билет. Овдовевший любовник нашел в толпе девочку лет пятнадцати и начал подкрадываться. После старухи его тянуло на молодых.
Деньги за билеты никто не отдал – билетерша уже купила две бутылки и собиралась купить еще (через неделю свадьба дочери), люди разошлись, в камере для казней стало тихо. Два глухонемых мальчика, кривляясь и показывая друг другу матерные жесты, вошли и положили широкую пластиковую рейку над ямой. Они зашли на рейку и начали друг друга толкать. Каждый беззвучно смеялся и показывал другому знаками до чего ему смешно. Вдруг один сорвался, а другой подал ему руку. Повозившись, они сорвались оба и беззвучно полетели в темноту. Упругая палка подпрыгнула, соскользнула одним краем, и упала вслед за ними. В камере стало еще тише.
7.
Восемь охранников порядка выслеживали хитроумного Ульшина. Первым был высокий человек в черном, с узкой длинной челюстью. Его глаза казались черными вначале и, только приглядевшись, можно было заметить их синеву. Просто глаза сидели слишком глубоко под бровями и все время оставались в тени. Номер первый остановился и, заведя руку за спину, постучал себя по лопатке.
Номер четвертый поднимал кусочки растоптанной пластилиновой скульптуры. Номер четвертый был лысым босым мальчиком в яркой рубашке. Рубашка была резиновая и прилипала к животу. Он оттянул ее и понюхал свою грудь – вроде не пахнет, в пять свидание, а моя не любит потных. Как бы мыться не пришлось. Он не любил мыться.
– Ну как, идем дальше? – спросил номер второй. Номер второй был в грязных брюках и в белой расстегнутой рубашке до колен. В его руке была полосатая дубинка. Сквозь рубашку вспучивался животик. По взгляду похож на главного. Но главный не он.
Главным был номер седьмой: не мужчина и не женщина, с волосами средней длины, неопределенного цвета, среднего роста и без лица – солдат Гамби.
Номером третьим был толстый бородач (борода
У каждого из восьми за спиной болтался арбалет, свежепокрашенный. У карлиц концы стрел волочились по камням и создавали невыносимый скрежет.
– Потише, – скомандовал солдат Гамби.
– Мы не можем потише, – ответили карлицы, – слишком громкий пол.
Солдат Гамби покрутил рукоятку на пульте (пульт висел на ремне) и пол превратился в песчаный. Песок был покрыт мелкими барханами. Ноги сразу же стали глубоко проваливаться, оставляя следы.
– Ступать след в след, – скомандовал солдат Гамби.
Некоторое время все шли молча. Потом номер третий начал охать – его борода совсем поседела, спина согнулась, а лицо покрылось морщинами. На последнем шаге он выплюнул два выпавших зуба.
– Идти молча, – скомандовал солдат Гамби.
– Не могу, – прошамкал номер третий, – старость не радость.
– Стареть запрещается!
Номер третий сразу приободрился и помолодел. Его борода стала почти черной. Нет ничего полезнее для здоровья, чем настоящая военная дисциплина.
Солдат Гамби прислушивался, его уши поворачивались и стояли торчком, как у породистого пса.
– Я слышу странные звуки, – сказал он.
Остальные прислушались и тоже услышали. Только карлицы продолжали болтать о пиве с естественной женской нпосредственностью. Номер шестой высунул голову из плейера.
Издалека донесся смутный вой.
– Это волки? – спросил номер первый.
– Нет – это Полинозавр, – ответил солдат Гамби, – всем приготовиться к смерти.
Все приготовились и двинулись дальше. Номер третий немного задержал процессию, раздумывая над формулировкой завещания.
По песку тянулся широкий и глубокий след, будто протащили быка – след хвоста Полинозавра.
– Напрасно выбрали песок, – сказал номер первый, – всем же известно, что Полинозавр любит песчаную почву.
– Критиковать запрещается, – сказал солдат Гамби и застрелил его из арбалета.
– Бессмысленно, – сказал номер второй, – все равно сейчас все умрем.
Солдат Гамби хотел застрелить и его, но пожалел стрелу.
Они подошли к Полинозавру. Чудовище лежало на боку, семеня в воздухе девятью мелкими ножками. На его хвосте было утолщение, такое же как и на шее – для маскировки, чтобы никто не догадался, с какой стороны была настоящая голова.
Одна из голов жалобно выла. Вой был женским и с той особенной ноткой, которой не может противостоять ни один мужчина. Все, кроме двух карлиц, положили арбалеты на песок и мелкими шагами двинулись к Полинозавру. Монстр взял каждого лапкой и прижал к своей груди. На лицах мужчин застыли блаженные улыбки.
Две карлицы сели на песок, подняли плейер и включили запись. Записав вой Полинозавра, они стали пятиться и исчезли.
– И ничего особенного в ее голосе и нет, – сказала одна карлица другой на обратном пути, – не понимаю, почему все мужчины сразу сходят с ума!