Машина ужаса(Фантастические произведения)
Шрифт:
— Ах, чёрт возьми! Об этом я не подумал. А разве нет надежды на удешевление продукции этого волшебного эликсира радости?
— Надежда плохая. Сюда, как главная составная часть, входят такие редкие элементы, как таллий, селен и другие; количество их на земле очень ограничено, и способ добывания в чистом виде очень труден и дорог.
Этого надо было ожидать. Природа не уступает легко свои тайны и скрытые в них возможности, эти позиции приходится брать с бою, медленно и упорно. И все-таки человечество неизменно, идет вперед.
Так проходило время в обычной работе,
Так минул год после моего возвращения в Россию.
И вот в это время телеграф принес первые невероятные сообщения из Америки, которые сначала послужили только материалом для шаржей и карикатур, а затем оказались вестниками грозных событий, захвативших в своем круговороте и нас.
Первоначальные сведения были сбивчивы и смутны. Никто, конечно, не придавал им серьезного значения; если и говорили о них, то лишь как о курьезе, как о примере тех удивительных случаев, которые могут быть только в Америке.
Правительство Соединенных Штатов всячески пыталось воспрепятствовать проникновению их в печать. Но очень скоро оказалось, что скрывать бесполезно.
Дело в том, что с некоторого времени на всех радиостанциях Нового Света, а позже и в Европе стали получаться на всевозможных языках земного шара депеши поистине дикого содержания.
«Правительству Соединенных Штатов Северной Америки и всему американскому народу. Слушайте голос судьбы. Пришло время земле переменить своего господина. Царство м"oба, царство денег, царство их слуг, кончилось. Начинается владычество мое — Великого Неведомого.
Я беру в свои руки судьбу человечества.
Надо всей землей я водружу свое знамя. Я начинаю объявлением воли моей американскому народу, который избрал своим вестником. Воля моя должна стать единым законом. Горе непокорным. У меня в руках великая неведомая сила, которая обрушится на их головы. Я могуч, я непобедим!..
Как знак подчинения моей власти, я требую ныне же опустить флаг Соединенных Штатов на Капитолии и поднять мой — белый луч на черном поле, требую — перевести весь военный флот в Тихий океан.
Я даю срок для выполнения — семь дней. Если к полудню 8 апреля воля моя не будет выполнена, — горе стране и народу. Я поражу безумием Чарльстон и Хентингтон, я сотру с лица земли Аннаполис.
Я сказал».
Это была галиматья, в которой можно было видеть только бред безумного или чью-нибудь непонятную мистификацию. Но все же это было настолько необычно, что газеты посвятили много внимания таинственным радио, и в течение ближайших дней появился ряд предположений относительно происхождения этого удивительного возвещения.
Самой простой и наиболее вероятной гипотезой явилась догадка, что
Другие высказывали мнение, что послание просто дело рук какого-то сумасшедшего, у которого имеется в распоряжении радиостанция. Была даже догадка, не исходила ли депеша с одной из метеорологических станций, снабженных радио на дальнем севере, за полярным кругом, в стране бесконечной зимы и ночи, где нередко бывали случаи не только смерти, но и безумия.
Третьи обращали внимание на совпадение получения радиограммы с датой — 1 апреля и отсюда выводили догадку о какой- то грандиозной мистификации.
Наконец, были и такие, которые видели в этом начатую какой- либо фирмой невиданную еще рекламу, которая в полдень 8 апреля должна была кончиться предложением всему человечеству патентованных подтяжек или пилюль от запора.
Словом, на несколько дней таинственное радио стало злобой дня всей печати и темой бесчисленных карикатур, шуток и более или менее остроумных догадок.
Никто не чувствовал надвигавшейся грозы, и все беззаботно смеялись над тем, что завтра должно было стать кошмаром дня, угрожающим опрокинуть весь привычный уклад жизни.
Глава X
Катастрофы в Америке
Как раз в это время на нашем горизонте появилось новое лицо. Приехала откуда-то с востока, кажется с Урала, мать Юрия.
Она давно уже писала Сергею Павловичу, спрашивая в каждом письме о судьбе сына, волновалась, тосковала, и вот, наконец, не выдержав мучительной неизвестности, за тысячи верст пустилась в далекий и чужой ей город, чтобы узнать о своем любимце.
Это была худенькая, маленькая, остроносая старушка, одетая в какую-то пеструю старомодную ветошь, с быстрыми, беспокойными глазами на желтом, как пергамент, лице. Она ни минуты не оставалась в покое. Особенно пальцы рук, худые и длинные, были в постоянном лихорадочном движении, словно плели, не уставая какой-то невидимый узор. Побыв с нею полчаса, я как-то невольно заражался этой неослабевающей тревогой и чувствовал, как у меня тоже начинают дергаться пальцы. Это был сплошной комок нервов.
Сергея Павловича она сразу засыпала множеством вопросов, от которых он поспешил избавиться, указав на меня, как на спутника и очевидца, последним видевшего ее сына. Тогда этот поток обрушился на меня. Я выдержал его довольно храбро и рассказал все, что знал о Юрии.
Елизавета Петровна несколько раз начинала плакать; потом вдруг слезы высыхали моментально, и она с жадностью набрасывалась на мои повествования, заставляла описывать подробнейшим образом мисс Margaret, ее наружность, характер. Она, видимо, уже заранее ее осудила.