Машина времени (сборник)
Шрифт:
Вслушиваясь в каждый звук, произнесенный за несколько часов «вечеринки», Харлан диктовал свои заметки, которые записывались на втором уровне. Здесь он описывал свои впечатления, давал пояснения и комментарии. Позднее он воспользуется этим же фонографом, чтобы на третьем уровне записать свое донесение в виде сжатой квинтэссенции фактов и комментариев. Неожиданно в комнату вошла Нойс Ламбент. Харлан демонстративно снял микрофон и наушники, вставил их внутрь цилиндрика, вложил его в футляр и резко захлопнул крышку.
— За что вы так невзлюбили меня? Почему вы злитесь? —
— Я совсем не злюсь. И вообще я не испытываю к вам никаких чувств. В эту минуту он был совершенно искренен.
— Разве можно так поздно работать? Вы, наверно, устали?
— Я не могу работать, пока вы здесь, — брюзгливо ответил Харлан.
— У-у-у, злючка! За весь вечер вы даже слова мне не сказали.
— Я ни с кем не разговаривал. Меня Сюда прислали не для болтовни. Всем своим видом он показывал, что ждет ее ухода.
— Не сердитесь на меня. Лучше выпейте. Я следила за вами и видела, как вам понравился наш напиток. Но один бокал — это так мало. Особенно если вы хотите еще работать.
Из-за ее спины появился маленький робот с бокалом на подносе и плавно заскользил к Харлану.
За ужином Харлан ел умеренно, но перепробовал почти все блюда. Они были знакомы ему по прежним Наблюдениям, но раньше он всегда воздерживался от них, ограничиваясь дегустацией крохотных кусочков с исследовательской целью. С большой неохотой он вынужден был сознаться, что ему понравились эти кушанья, понравился пенистый светло-зеленый, чуть пахнущий мятой напиток (не алкогольный, действующий как-то иначе), который пользовался среди гостей большим успехом. Два биогода назад, до последнего Изменения Реальности, этого напитка не существовало. Он взял бокал и поблагодарил Нойс кивком головы.
Интересно все-таки, почему Изменение Реальности, которое практически никак не сказалось на жизни Столетия, принесло с собой новый напиток? Впрочем, что толку задавать подобные вопросы — ведь он не Вычислитель.
И кроме того, даже самые подробные вычисления никогда не смогут устранить все неопределенности, учесть все случайные эффекты. Иначе для чего нужны были бы Наблюдатели?
Он и Нойс были одни во всем доме. Вот уже два десятилетия, как роботы вытеснили живых слуг, и мода на них сохранится еще лет десять.
Конечно, с точки зрения Нойс и ее современников, в том, что они остались вдвоем, не было ничего «непристойного»; женщина этой эпохи наслаждалась полной экономической независимостью и при желании могла стать матерью, не зная тягот беременности. И все же Харлану было неловко. Девушка лежала на софе, опершись на локоть. Узорное покрывало софы податливо прогибалось под ней, словно с жадностью обнимая ее тело. Ее прозрачные туфельки были сброшены, и под мягким пенолоном было видно, как она сгибает и разгибает пальцы ног, точно игривый котенок, выпускающий и прячущий свои коготки. Она встряхнула головой, и ее черные волосы, уложенные в форме причудливой башенки, неожиданно освободились от того, что
— Сколько вам лет?
Голос ее звучал лениво и томно. Отвечать на этот вопрос не следовало ни в коем случае.
Не ее это дело. Вежливо, но твердо он должен был сказать: «Позвольте мне продолжать мою работу». Вместо этого он вдруг услышал свое невнятное бормотание:
— Тридцать два.
Он имел в виду биогоды, разумеется.
— Я моложе вас. Мне двадцать семь. Как жаль, что скоро я буду выглядеть старше вас! Еще немного, и я стану старухой, а вы останетесь все таким же, как сейчас. Скажите, неужели вам нравится ваш возраст? Почему бы вам не скинуть несколько лет?
— О чем это вы?
Харлан потер рукой лоб.
— Вы никогда не умрете, — тихо сказала она, — ведь вы Вечный.
Что это, вопрос или утверждение?
— Вы с ума сошли, — ответил он, — мы старимся и умираем, как все люди.
— Рассказывайте, — протянула они низким насмешливым голосом.
Как мелодично звучал в ее устах язык пятидесятого тысячелетия, всегда казавшийся Харлану грубым и неприятным! Впрочем, может быть, полный желудок и напоенный ароматом воздух притупили его слух?
— Вы можете побывать во всех Временах, вам доступны все места на Земле. Я так мечтала работать в Вечности. Сколько пришлось ждать, пока мне разрешили. Я все надеялась, что меня тоже сделают Вечной, и вдруг я узнала, что там одни лишь мужчины. Некоторые из них не хотели разговаривать со мной только потому, что я женщина. Вот вы, например, — вы даже не смотрели на меня.
— Мы все так заняты, — растерянно пробормотал Харлан, — у меня минуты свободной не было.
Он безуспешно пытался сопротивляться состоянию довольства и покоя, которое все сильнее овладевало им.
— А почему среди Вечных нет женщин?
Харлан не доверял себе настолько, чтобы ответить на этот вопрос. Да и что он мог сказать? Что члены Вечности подбирались очень тщательно и осторожно. Что они должны были удовлетворять по крайней мере двум условиям: во-первых, обладать необходимыми способностями, и, во-вторых, их изъятие из Времени не должно было вредно отразиться на Реальности.
Реальность! Этого слова в разговорах с Времянами следовало избегать любой ценой. Комната медленно поплыла перед ним, и он прикрыл глаза, пытаясь остановить ее вращение.
Сколько блестящих кандидатур осталось нетронутыми во Времени только потому, что изъятие их означало бы, что кто-то не родится, не умрет, не женится, и последствия будут настолько ужасны, что Совет Времен никак не мог этого допустить.
Разве можно было посвятить ее в эти сокровеннейшие тайны Вечности? Конечно, нет. Разве можно было рассказать ей, что женщины почти никогда не удовлетворяли поставленным условиям, потому что по каким-то недоступным его пониманию причинам — может быть, Вычислители и понимали их, но он — нет — изъятие женщины из Реальности влекло за собой в сотни раз худшие последствия, чем изъятие мужчины.