Машина времени
Шрифт:
МИЛА+ОГЕЙ=ЛЮБОВЬ!
И снова Кольку понесли на плечах.
Из кармана его курточки торчал, поблескивая на солнце, фонарик, носилки раскачивались, и фонарик все больше высовывался наружу, пока, наконец, не плюхнулся в траву.
И тотчас же из леса коричневой тенью мелькнула фигура главаря, он схватил фонарик, опрометью бросился в кусты и тут заметил, что за ним следят. О, обмануть его было не так-то просто, он сделал вид, что не видит пристальных немигающих глаз, бесшумно побежал к стойбищу, спрятав за пазухой драгоценную и опасную
Спрятав волшебный огонь под шкуры, главарь отодвинул полог и стал следить за тропой. Через некоторое время, крадучись, из леса вышел Огей и побежал к пещере, где жили Дети Молнии.
"Это он видел!" - подумал главарь, бросился наперерез Огею, схватил мальчишку и стал бить тяжелыми своими кулачищами Но Огей вырвался, а за спиной главаря раздался голос Милочки:
– За что вы его? За что?!
– кричала она грозно, надвигаясь на главаря и заслоняя от него Огея.
Главарь произнес что-то нечленораздельное и скрылся в своей пещере.
– Безобразник какой!
– кричала ему вслед Милочка.
– Дерется, дерется, только и знает, что кулаками размахивать!
Она отвела Огея в пещеру, уложила его и стала успокаивать:
– Сильно он тебя? Сильно? Ну, ничего! Я ему покажу. Ишь какой! Маленьких обижает. Хочешь, я тебе песенку спою. Это я сама придумала:
Вставай, пионер на рассвете,
походный рюкзак собери,
там утро надело планете
трепещущий галстук зари.
А песня, легка и крылата,
зовет нас в неведомый путь,
и хочется очень, ребята,
и хочется очень, ребята,
в грядущие дни заглянуть!
– О-гей!
– улыбнулся мальчишка. Он всегда произносит это свое "О-гей!", и Милочка поняла, что у слова не одно, а много значений. Вот сейчас "О-гей" прозвучало как, скажем, "о, ты и петь, оказывается, умеешь!"
– О-гей!
– сказала она и тоже улыбнулась. И тогда Огей тоже запел Вот его песенка:
Оны-двоны,
троны-чорооны,
пянер-мянер,
Чок!
Анзы-дванзы,
тринзы-волынзы,
чуер-муер,
Чок!
– О, - сказала Милочка, - я же знаю эту песню. Какая же она первобытная? Это же обыкновенная считалочка. Когда мы в жмурки играем, то всегда ее говорим.
"Кто знает, - подумала Милочка, - а вдруг эта считалочка дошла до наших дней с древних времен. Только вот у Огея она что-нибудь да значит, а у нас это просто бессмысленный набор слов".
Не успел Огей закончить свою песенку, как в пещеру вошел обеспокоенный Колька Спиридонов.
– Ты знаешь, - шепнул он Милочке, - фонарик пропал.
– Поищи-ка получше.
– Да нет же, я его брал с собой. Ну да ладно, батарейка в нем
Спиридонов вывернул карманы - на шкуру посыпались гвоздики, рыболовные крючки, коробок спичек, завернутый в полихлорвиниловый лоскуток - чтоб при случае не промокли спички, перочинный нож, сосновая шишка, чего там только не было... Не было только фонарика.
– У тебя, оказывается, есть крючки!
– сказала Милочка.
– Ты не помнишь: есть в реках рыба, ты ведь уже учил все про древний мир...
– Рыбы? Рыбы есть... Ты знаешь, это - идея!.. Урра! Эге-гей! Ай да я! Ай да мы!
– Чу-чу-бо!
– сказал Огей, тронув Кольку за плечо.
– Чу-чу-бо-огей.
– Что он говорит?
– спросил Колька у сестры, которая знала уже много слов языка первобытных.
– "Чу-чу" - огонь, "бо" - так называют главаря. Огонь-главарь, какая-то бессмыслица... Постой-постой, а за что главарь его бил?
– Огонь-главарь?
– задумался Колька.
– Уж не украл ли он фонарик?
Огей говорил что-то взволнованно, но так быстро, что даже Милочка не могла понять ни одного слова. Тогда он замолчал и" стал изображать. Вот Колька восседает на носилках. Па лице его - блаженство. Огей так точно изобразил Спиридонова, что невозможно было не рассмеяться: он зажмурил глаза, растянул в улыбке рот, выпятил грудь, левое плечо выдвинул вперед... Носилки трясутся, подпрыгивая в такт с шагами великанов, фонарик падает на траву, его хватает "бо", Огей бежит за ним, "бо" бьет Огея...
Колька вышел из пещеры и остановился, заслышав в кустах разговор. Прислушался Главарь убеждал кого-то, грозил, приказывал. Много бы отдал Колька, чтобы понять, о чем идет речь. Он осторожно раздвинул колючие ветки, подкрался поближе и понял, что главарь задумал недоброе: в его руках поблескивал фонарик, и он давал пощупать еще недавно такую страшную и священную "молнию" своим друзьям. Они протягивали руки сперва с опаской, потом, осмелев, сжимали фонарик в ладони, затем разглядывали ее, отыскивая следы небесного огня, но ладонь оставалась чистой Главарь нажимал кнопку ("Ишь ты, и это подглядел!"-подумал Колька), но фонарик не горел, и это обстоятельство, по-видимому, смущало заговорщиков
За спиной Кольки хрустнула ветка, он вздрогнул, оглянулся, опасаясь засады, и увидел Милочку. Она стояла на тропе, ведущей на поляну, и выговаривала Огею, как это обычно делала мама:
– Опять ты сегодня не мылся! Ну разве можно так? Ведь чистота - это залог здоровья? Понял?
Огей скалил зубы, преданно глядел на Милочку, но понять ее не мог.
– Ми-ла!
– произносил он в ответ на каждое ее слово.
– Да ты сам взгляни на себя, - и Милочка протянула ему круглое зеркальце, с которым никогда не расставалась. Огей взглянул в зеркальце, увидел свой приплюснутый нос, большие удивленные глаза, смуглые щеки с грязными бороздками от недавних слез, испугался, бросил зеркальце на землю и убежал.