Маска киборга

Каби Марат

Мартин быстро осмотрел себя. Кажется, куртка цела. Царапины на руках затягивались прямо на глазах. Он озабоченно провел рукой по волосам:

– Сколько времени мы потратили на них, Ларри?

– Ты любитель поговорить, Мартин. Поэтому мы уже растянули мероприятие: вместо обещанных пяти минут – восемь.

– Тогда поспешим! – Мартин легко обежал здание и снова оказался в свете фонарей у крыльца главного входа. Мелани показалась в дверях, ежась от налетевшего холодного ветра.

– О, Марти, ну где ты? Выдача аттестатов уже началась, скоро наша очередь! – Она не нашла в облике друга ничего тревожного и протянула руку. – Идем!

– Идем, идем.

Ладошка

Мелани спокойно легла в его раскрытую ладонь и увлекла его в здание, ставшее незнакомым из-за непривычного освещения, цветных гирлянд, мерцающих блесток и музыки, разливающейся в коридорах вместо обыденного гула голосов. Мартин последовал за Мелани, полностью доверившись ее спокойному покровительству. Обычно он чувствовал себя скованно среди людей, но сейчас он забыл обо всем и просто наслаждался приподнятой атмосферой скорого взросления, свободы, легкости. Отдельные моменты, слившиеся для него в единое, странно приятное ощущение счастья, вспыхивали в его сознании. Директор вручает ему аттестат, отмечая отличие – высший результат среди всех выпускников этого и прошлых годов. Кто-то дарит ему цветы, а он смущенно молчит в поднесенный микрофон, не находя, что сказать, кроме неловкого «спасибо, не стоит». Какие-то речи, счастливые лица одноклассников, фотовспышки и хлопочущие родители. Мартин не ощущает неловкости и одиночества, рядом с ним – Мелани. Рука прикасается к руке, ободряюще улыбаются губы, волосы то и дело спадают на лоб, играют рыжими отблесками в лучах праздничного света разноцветных лампочек. Медленная музыка заполняет пространство актового зала, и Мелани доверчиво протягивает ему свою маленькую руку:

– Потанцуем?

И он спокойно идет за ней, увлекаемый вглубь зала, укачиваемый неспешным ритмом музыки и плавными движениями покачивающихся пар. Они танцевали с Мелани в школьном зале, а ему казалось, что они одни где-то очень далеко. Она склонила голову ему на плечо, а он осторожно держал ее за талию, боясь сделать лишнее движение и разрушить это волшебное покачивание, кружащее голову. Мелани поднимает голову, и ее сияющие глаза оказываются совсем близко.

– Я хочу, чтобы так было всегда. Быть с тобой всегда, – шепчет Мартин, привлекая ее ближе, будто кто-то может отнять ее.

– Мы будем вместе, – она улыбается и говорит очень тихо, но Мартин различает каждое слово. И его пронзает счастье. Разве так бывает? Разве от счастья сдавливает грудь так, что становится трудно дышать? Теперь он знает, что бывает.

А потом медленный танец, похожий на сон, как и слова, услышанные и сохраненные в памяти, будто бы выкраденные из чудесного сна, сменяются яркими вспышками светомузыки. Колонки оглушают, и их басы отдаются во всем теле, заставляя подчиняться и двигаться под быстрый отрывочный ритм, будто бы это танец первобытного племени – танец ощущений и чувств, где нет места рассчитанным па и стеснению.

Зрение Мартина выхватывает лицо Мелани, на долю секунды освещаемое яркими огнями и исчезающее в темноте, будто бы мгновенные фотографии, сделанные на бегу: летящие волосы, опущенные веки, закушенная губа и вдруг – прямой взгляд ему прямо в глаза, ударяющий новым зарядом энергии, которой нет конца. Они смеются: Мартин, пластично двигая ногами, в точности повторяет лунную походку, двигает руками и корпусом, как робот. Мелани заливается:

– Ты не оставляешь другим шанса, человек новой эры!

А потом – огни дороги, складывающиеся в свой дикий ритм, будто бы соревнуясь с бешеными вспышками светомузыки, ветер, бьющий в лицо, скорость и руки Мелани, крепко обхватившие его. Так он помнил счастье.

Поздно

ночью они вошли в здание клиники, которое давно стало для Мелани вторым домом. Часть здания, в которой находились жилые комнаты, давно погрузилась в тихую темноту. А они со смехом разрывали ее, шикая друг на друга, стараясь не потревожить сон профессора, зажигая свет в кухне, отыскивая в холодильнике что-нибудь съестное. А потом будто бы подчинились тишине и, сев прямо на пол, продолжали говорить, понижая возбужденные голоса до доверительного шепота, строя планы, мечтательно рисуя самим себе свое будущее.

А когда небо начало светлеть, они оба ощутили тяжесть своих уставших тел и, помогая друг другу подняться, поплелись к разложенному в гостиной дивану – раздеваться и ложиться в постели не было сил. Хотелось упасть и заснуть. И не хотелось разлучаться.

Мартин засыпал усталый, и все же сознание его было возбуждено, воспоминания вечера, воспоминания детства вставали перед глазами. Визуальные образы менялись с дикой скоростью: смеющаяся Мелани протягивает к нему руку; Мелани еще маленькая девочка, она кивает и смущенно опускает глаза; отец протягивает ему боксерские перчатки, мама улыбается и говорит ему что-то – слов не разобрать. Мартин чувствовал, как счастье утекает, словно песок сквозь пальцы, ощущение легкости заменяется все возрастающим беспокойством: заметки о несчастном случае мелькают перед его глазами, он чувствует, что ужас, как лавина, накрывает его, но не может заставить себя освободиться от сна и прекратить этот кошмар. Мартину казалось, что он снова умер и не может контролировать свое тело: он хотел закричать, но воздух только царапал горло, он хотел поднять руку, но она была слишком тяжела, он чувствовал, как по щеке текут слезы, но был не способен поднять веки.

– Марти… Марти… – он слышал голос, доносящийся издалека, и, как за последнюю возможность спастись, ухватился за этот проблеск реальности. Он сосредоточился на голосе, и оглушающая его боль в висках немного унялась.

– Эй, проснись! – Мелани второй раз прикоснулась к плечу Мартина. На его лбу выступила испарина, губы беззвучно шевелились и голова металась по подушке.

– Марти! – Мелани встряхнула его чуть сильнее, и Мартин резко вскочил, хватая ртом воздух, будто бы вынырнул из воды. Она успокаивающе гладила его по спине.

– Все хорошо, Марти, я здесь, я с тобой. А это был страшный сон, просто сон, ты слышишь?

– Страшный сон… – повторил Мартин. – Страшный сон. Ужасно болит голова, Мел, так больно, – он сдавил руками виски.

– Тише, тише. Сейчас пройдет. – Мелани гладила его по голове, прохладные пальцы касались разгоряченного лба, и Мартин чувствовал, что боль действительно уходит.

– Что тебя тревожит, расскажи, – Мелани говорила спокойно, тихо, чуть нараспев, словно баюкая ребенка.

– Мне страшно… Почему тех, кто убил моих родителей, не нашли? Неужели это действительно невозможно? Почему они мертвы? Почему именно я? Почему это произошло именно со мной? – Он не замечал, как из левого глаза по щеке покатилась слеза.

Мелани провела пальцем по соленому следу и повернула к себе лицо Мартина.

– У каждого из нас есть свой путь. Ты справишься с этим страхом. Ты найдешь тех, кто сделал это с твоей семьей. А я буду с тобой. Я всегда буду с тобой, – шептала она.

Мартин видел все будто бы погруженным в туманную дымку, но вдруг его взгляд выхватил глаза Мелани, большие, немного печальные, глубокие глаза. Он не отрываясь смотрел в них, и страх отступал, дыхание выравнивалось, прекращался шум в ушах и исчезала боль, сводящая с ума.