Маска Ктулху

Дерлет Август

Туттл потянул носом почти одновременно со мной, и я с опаской наблюдал, как его черты напряглись от тревоги гораздо сильнее, чем прежде. Какой-то миг он лежал спокойно; потом тихо поднялся, взял свечу и, ни слова не говоря, на цыпочках пошел прочь из подвала, поманив меня за собой.

Только когда мы снова оказались наверху, он осмелился заговорить:

— Они ближе, чем я думал, — задумчиво произнес он.

— Это Хастур? — нервно спросил я. Но он покачал головой:

— Это не может быть он, поскольку проход внизу ведет только к морю, и часть его, без сомнения, затоплена. Следовательно, это может быть лишь одно из Существ Воды — из тех, что спаслись там после того, как торпеды уничтожили Дьявольский Риф под Иннсмутом, которого все боятся. Это может быть сам Ктулху или те, кто служит ему, как Ми-Го служат в твердынях льда, а люди Тчо-Тчо — на тайных плоскогорьях Азии.

Поскольку спать все равно было

невозможно, мы уселись в библиотеке, и Туттл нараспев стал рассказывать о тех странных вещах, на которые он наткнулся в старинных книгах, некогда принадлежавших его дядюшке. Мы сидели и ждали зари, а он говорил о кошмарном Плоскогорье Ленг, о Черном Лесном Козле и Тысяче Младых, об Азатоте и Ньярлатотепе, Могучем Посланнике, который бродит по звездным пространствам в обличье человека, об ужасном и дьявольском Желтом Знаке, о легендарных башнях таинственной Каркозы, где обитают призраки, о страшном Ллойгоре и ненавистном Жхаре, о Снежной Твари Итакве, о Чогнаре Фогне и Н'гха-Ктуне, о неведомом Кадате и Грибах Юггота, — так говорил он, час за часом, а звуки снизу не прекращались, и я слушал, объятый смертельным ужасом. Однако страхи мои были преждевременны: с утренней зарей звезды поблекли, а возмущения внизу постепенно замерли, затихли, удалились куда-то на восток, в сторону океанских глубин, и я, в конце концов, ушел к себе в комнату. Мне не терпелось поскорее одеться и покинуть этот дом.

IV

Прошло чуть больше месяца, и я снова ехал через Аркхэм в дом Туттла: Пол прислал мне срочную открытку, где его дрожащей рукой было нацарапано лишь одно слово: «Приезжайте!» Если бы он даже и не написал мне, я бы все равно счел своим долгом вернуться в старый особняк на Эйлзбери-Роуд, несмотря на отвращение к потрясающим душу исследованиям Туттла и на мой собственный страх, который, насколько я теперь чувствовал, еще более обострился. И все же я, как мог, откладывал эту поездку с тех пор, как окончательно решил, что мне следует попробовать и убедить Туттла отказаться от дальнейших изысканий в области этой потусторонней мифологии, — то есть, до того дня, когда я получил его открытку. Утром в «Транскрипте» я прочел невнятное сообщение из Аркхэма; я бы и вовсе его не заметил, если бы не маленький заголовок, привлекший мой взор: «Бесчинство на Аркхэмском кладбище». И под ним: «Взломан склеп Туттлов». Само сообщение было кратким и мало что добавляло к заголовку:

«Как было обнаружено сегодня утром, вандалы взломали и частично разгромили семейный склеп Туттлов на Аркхэмском городском кладбище. Одна стена уничтожена практически полностью и восстановлению не подлежит. Сами саркофаги также потревожены. Сообщается, что пропал саркофаг покойного Амоса Туттла, но официального подтверждения к часу выхода этого номера в свет мы не имеем».

Сразу же по прочтении этой смутной информации, меня охватило сильнейшее беспокойство, источника которого я не мог определить. Однако я сразу почувствовал, что акт вандализма, совершенный в склепе, — далеко не обычное преступление; и я не мог не связать его в уме с происшествиями в старом доме Туттлов. Поэтому я решился ехать в Аркхэм немедленно и встретиться с Полом Туттлом прежде, чем почтальон принес его открытку. Краткое послание встревожило меня еще сильнее, если встревожить меня сильнее было вообще возможно, и в то же время убедило в том, чего я страшился, — что между вандализмом на кладбище и подземными хождениями под особняком на Эйлзбери-Роуд существовала какая-то отвратительная связь. Однако я чувствовал в себе глубочайшее нежелание покидать Бостон: меня не оставлял неощутимый страх невидимой опасности, грозившей из неведомого источника. Но долг, тем не менее, перевесил мои опасения, и я отправился в путь, как бы сильно он ни пугал меня.

Я прибыл в Аркхэм днем и сразу же отправился на кладбище, исполняя функции поверенного в делах, что бы удостовериться в размерах нанесенного ущерба. У склепа поставили полицейский пост, но мне было позволено осмотреть участок, как только моя личность была установлена. Как я обнаружил, газетное сообщение поразительно не соответствовало истине, ибо от склепа Туттлов остались практически одни руины, саркофаги стояли незащищенными от солнечного тепла, а некоторые из них были вообще разбиты так, что обнажились бренные кости, содержавшиеся внутри. Хотя гроб Амоса Туттла и впрямь исчез в ночи, днем его нашли в открытом поле примерно в двух милях к востоку от Аркхэма. Он лежал слишком далеко от дорог, чтобы его можно было туда как-либо привезти. Его появление в том месте было еще более таинственным, чем казалось, когда гроб только нашли: ибо расследование показало, что через поле к нему вели следы — некие громадные углубления в земле, расположенные через широкие интервалы, причем некоторые из этих следов были до сорока футов в диаметре! Похоже

было, будто шло какое-то чудовищное по своим размерам существо, хотя, признаюсь, подобная мысль посетила только меня одного. Что касается остальных, то провалы в земле остались для них загадкой, на которую не могли пролить свет даже самые невероятные предположения касательно их происхождения. Отчасти, вероятно, тайна усугублялась благодаря иному поразительному факту, установленному немедленно по нахождении гроба: тела Амоса Туттла в нем не было. Поиски в прилегающей местности никакого результата не дали. Вот это я и узнал от смотрителя кладбища перед тем, как отправиться на Эйлзберb-Роуд. Пока я шел к дому, я запрещал себе размышлять далее об этих невероятных событиях до тех пор, пока не переговорю с Полом Туттлом.

На сей раз на мой стук долго никто не отзывался, и я уже начал было тревожиться, не случилось ли с ним чего-нибудь, когда расслышал за дверью слабое шуршание и сразу следом — приглушенный голос Туттла:

— Кто здесь?

— Хаддон, — отозвался я, и мне показалось, что с той стороны раздался вздох облегчения.

Дверь открылась, и, лишь закрыв ее за собой, я увидел, что в нижнем зале царит ночная тьма, что окно в дальнем его конце плотно занавешено, и что в длинный коридор не падает совершенно никакого света из комнат, которые в него выходят. Я воздержался от вопроса, готового сорваться у меня с языка, и повернулся к Туттлу. Мои глаза не сразу овладели неестественной тьмой: прошло несколько мгновений, прежде чем я смог различить его, и меня поразило будто электрическим током. Туттл изменился. Из высокого прямого человека в расцвете сил он превратился в согбенного грузного старика грубой и слегка отталкивающей наружности, выдававшей возраст, намного превышавший его подлинные года. Первые же его слова наполнили меня острой тревогой:

— Теперь быстро, Хаддон. У нас не очень много времени.

— Что такое? Что случилось,

Он не ответил и повел меня в библиотеку, где тускло горела электрическая свеча.

— Я сложил в этот пакет некоторые из самых ценных книг моего дяди — «Текст Р'Лайха», «Книгу Эйбона», «Пнакотикские Рукописи» и еще кое-что. Они должны быть сегодня же доставлены в библиотеку Мискатоникского Университета вами собственноручно и отныне считаться собственностью библиотеки. А вот здесь — конверт, в который вложены некоторые указания для вас на тот случай, если мне не удастся связаться с вами лично или по телефону. Вы видите, я установил его сразу же после вашего последнего посещения — сегодня до десяти часов вечера. Я полагаю, вы остановились в Льюистон-Хаузе? Так вот, слушайте меня внимательно: если я не позвоню вам туда сегодня до десяти часов, без колебания выполняйте эти инструкции. Я настойчиво советую вам действовать без малейшего промедления, а поскольку вы можете счесть эти указания слишком необычными для того, чтобы сделать все быстро, я уже позвонил судье Уилтону и объяснил, что оставил вам некоторые странные, но жизненно важные инструкции и хочу, чтобы они были исполнены до последней буквы.

— Так что произошло, Пол? — снова спросил я.

На мгновение мне показалось, что сейчас он заговорит свободно, но он лишь покачал головой и ответил:

— Пока еще я всего не знаю. Но уже сейчас могу сказать вам вот что: мы оба — мой дядя и я — совершили чудовищную ошибку. И я боюсь, что теперь слишком поздно ее исправлять. Вы уже знаете об исчезновении тела дяди Амоса? — Я кивнул. — Так вот, оно нашлось.

Я был изумлен, поскольку только что пришел из Аркхэма, и ни о чем подобном мне там не сообщили.

— Невозможно! — воскликнул я. — Его до сих пор ищут.

— А-а, это неважно, — странным тоном ответил он. — Его там нет. Оно здесь — в дальнем конце сада, где его бросили, когда надобность в нем отпала.

При этом он внезапно вскинул голову, и мы оба услышали какое-то шорканье и кряхтенье, доносившиеся откуда-то из дома. Через минуту звуки затихли, и Туттл снова повернулся ко мне.

— Пристанище, — пробормотал он и болезненно хихикнул. — Я уверен, что тоннель был выстроен дядей Амосом. Но это было не то пристанище, что необходимо Хастуру, — хоть оно и служит приспешникам его полубрата, Великого Ктулху.

Почти невероятным мне казалось, что снаружи может сиять солнце, ибо мрак, царивший в комнате, и надвигавшийся ужас, нависший надо мной, объединившись вместе, придавали этому месту ощущение нереальности, чуждой тому миру, из которого я только что пришел, — даже несмотря на кошмар разбитого склепа. Я к тому же чувствовал, что Туттл захвачен почти лихорадочным ожиданием, соединенным с нервозной спешкой; его глаза странно сверкали и казались сильно выпученными на лице, которое тоже слегка изменилось по сравнению с тем, каким я его помнил: губы стали тоньше и жестче, а бородка свалялась до такой степени, что казалась какой-то невероятной коростой. Он еще немного прислушался к тишине, а потом обернулся ко мне: