Маска Лафатера
Шрифт:
Последовал небольшой скучноватый допрос. Однако первый же вопрос о том, чем я занимаюсь, застал меня врасплох.
Я уклончиво ответил, что имею дело с книгами и время от времени читаю лекции.
— С книгами? Выходит, вы что-то вроде писателя?
— Да, можно и так сказать.
— Ну, сама-то я предпочитаю поглядеть какой-нибудь фильм, — откровенно заявила она.
Мое левое веко дернулось, но она этого не заметила.
— У вас есть свой конек?
— Есть ли у меня?.. Нет.
Она поставила
— Что приходит вам в голову при мысли о зеленом цвете?
— Папка.
— А при мысли о красном?
— Об этом мне не хотелось бы говорить.
— И все же?
— Кресло, — тихо ответил я.
Между делом замечу, что чем дольше она наседала на меня, тем больше я нервничал. Я и сам не мог себе этого объяснить, был рассеян, то и дело переспрашивал. Несколько раз я провел по лбу тыльной стороной ладони.
— Извините, — в конце концов сказала она. — Тест и правда дурацкий. Но очень важный. Дело в том, что все это время я смотрела на один и тот же участок вашего лба. Вот на этот.
Она ткнула указательным пальцем в центр моего лба.
— Вы стали неуверенным и очень легко позволили вывести себя из равновесия. Это нужно учесть. Может пригодиться в дальнейшем.
Она сделала пометку. Затем подняла голову:
— Я думаю — по крайней мере таково мое первое впечатление, — в вашем случае кое-что зависит также и от выбора цвета. Вам скорее всего подойдет, я бы сказала, голубой, сизый.
Цвет, который я на дух не переношу! Я покачал головой.
— И все равно вам идет.
Дело чуть не дошло до ссоры, ибо, пока она обвешивала мою фигуру сизыми платками, стараясь задрапировать меня ими с задумчивым видом художницы, я стоял перед ней, словно деревянная кукла, угрюмо заглядывая в овальное зеркало и решительно качая головой.
— Поймите, я это чувствую! Вы противитесь вашему цвету! Это плохо. Так мы дальше не продвинемся.
Я же упорно настаивал на своем старом добром черном цвете, что в итоге привело ее к следующему умозаключению:
— Вы уж не обижайтесь, но когда я вижу, как сильно вы втрескались в этот неправильный цвет…
— Да?
— У меня складывается впечатление, что вы немножко страдаете себялюбием. Может ли быть такое?
— Да, — ответил я, — как раз себялюбием-то я и страдаю. Причем безответным. Вот в чем моя проблема.
По этому поводу она тоже сделала себе пометку, хотя уже и без прежней самоуверенности. Потом приступила к оценке. Лицо ее стало непрерывно меняться. Она пронизывала меня своим взглядом.
— В вас, — начала она, — дремлют скрытые силы!
Я устало кивнул:
— Да, вот и я что-то в этом роде подозревал.
К этому она не была готова.
— Ну, кто знает, — вставил я, — может, мне и будить их особо не стоит? Такое ведь тоже возможно?
Тут уж она
— Стабильная нестабильность! — вынесла она свое суждение. Полнейшая несовместимость.
Шкалой предусматривалось четыре оборонительных вида взглядов: «спотыкающийся» (человек не может определиться, стоит ему опустить веки или нет); «лепечущий» (моргание с долгими перерывами); «избегающий» (человек смотрит мимо собеседника); «нестабильный». Это взгляд, бегающий из стороны в сторону, создавая впечатление, что собеседник ищет пути к отступлению.
От последнего она мне посоветовала непременно отучиться! На худой конец, лучше взгляд «избегающий».
— Когда вы задумчиво поднимаете бровь и смотрите вдаль — это жест в любом случае красноречивый. Куда лучше, чем такие лихорадочные, испытующие взгляды. Вместо этого возьмите и просто уйдите в себя.
Нет, правда, совет недурен, как, впрочем, и сам маршрут!
Возникли проблемы и с тем, как я двигаю руками.
Покачивая головой, она наблюдала, как мои пальцы быстро, беспорядочно перемещаются, причем без видимой логики. Мы пришли к единому мнению, что предпочтительнее было бы приучить себя к меньшему количеству, но зато куда более видных, значимых жестов: рука на подбородке; набивание трубки; поигрывание ручкой.
— Вот, так гораздо лучше, — заверила она, когда я наугад пощупал свой небритый подбородок.
Все это оказалось очень непросто. Слегка походило на прием у фотографа, когда тебя непрерывно дергают из стороны в сторону, ты чувствуешь себя все более стесненно, а потом вдруг слышишь окрик:
— Да не будьте же вы таким скованным, расслабьтесь!
Когда время консультации подошло к концу, мы выпили по чашечке кофе.
— А вам вообще нравится ваша профессия? — полюбопытствовала она.
— Ах, писательство отличная профессия — когда не надо писать.
— А вы уже много книг написали?
— «Каждая жизнь», — ответил я (глядя при этом вдаль). — Это такой роман.
Она кивнула. Я не знал, относилось ли это к моим словам или к моему исправно избегающему взгляду.
— Я тебя с трудом узнала!
— А это вовсе и не я, — прогудел я низким голосом и посмотрел в сторону.
— Вот как? Ну что ж, тогда прошу меня простить.
Эллен бросилась мне на шею.