Маска майя

Марторель Хуан

Николь совершенно не выспалась предыдущей ночью, несмотря на то что впервые за несколько дней у нее были кровать и крыша над головой. Они провели ее в Тикале, куда прибыли под вечер. Еще было достаточно светло, словно бы для того, чтобы огромная площадь со своими пирамидами близнецами, акрополем на севере и королевским дворцом на юге поразила девушку. Жан наверняка заметил ее чувства или ощущал то же самое: рука жениха опустилась на руку Николь и слегка сжала ее, хотя он не сказал ни слова.

В Тикале они спали в бунгало, стоящих рядом с развалинами. В них размещались люди, работавшие в Национальном парке и обслуживавшие туристов, каждый год приезжавших в этот великий город майя. Николь и Жан вышли, чтобы прогуляться

до ужина, и снова были поражены ощущением полноты жизни, охватившим их в этом уникальном месте. Сельва походила на мать, любящую и властную одновременно, которая делала своим все, что соприкасалось с ней.

После ужина они сразу ушли. Остальные остались сидеть за большим столом, разговаривая о том, что им предстояло сделать на следующий день, но Николь сказала, что хочет пораньше лечь спать, и Жан поднялся с ней. Было видно, что оба устали и что их тела умоляли об отдыхе, но, кроме того, каждый из них страстно желал оказаться в объятиях другого и воспользоваться короткими мгновениями близости, в которой они отказывали себе в последние дни. Разумеется, все промолчали, но, возможно, их товарищи по экспедиции осознавали, каковы их истинные желания, даже больше, чем они сами. Хулио Ривера улыбнулся им понимающей улыбкой, в то время как Аугусто Фабрисио посмотрел на них искрящимися глазами, приглаживая усы. Ги Лаланд, казалось, ушел в себя, глядя в стакан рома, но, когда Николь и Жан ушли, тихо пробормотал:

— C’est l’amour. [45]

На следующий день рано утром они отправились в Уашактун, и теперь Николь находилась на вершине пирамиды Солнца, наблюдая за тем, как ее товарищи работают на разных участках площади. Был почти полдень, стояла жара, которую, правда, никто не замечал из-за чувств, переполнявших каждого.

Ги стоял у основания пирамиды, глядя через теодолит, установленный на треноге. Аппарат был выставлен на одной линии с самой крайней оконечностью здания, расположенного слева от тех трех, что виднелись к востоку от пирамиды. Николь пыталась представить себе солнце, появляющееся здесь 22 июня, а потом величественно поднимающееся над огромным миром сельвы. «Хорошо, если нет облаков», — подумала она, пожимая плечами, а потом вспомнила, что летнее солнцестояние приходится на сезон дождей.

45

Это любовь ( фр.). ( Примеч. пер.).

Все по очереди посмотрели через теодолит, и вердикт был единогласным: как минимум три стелы появлялись на горизонте и, следовательно, каждая из них могла быть той, которую они искали. Одна стела стояла в самом центре, но, как указал Хулио Ривера, тут все зависело от расположения треноги.

После этого они снова отладили аппарат и сместились с ним до крайней южной точки самого южного из трех зданий. За день до этого Ривера запросил в Университете Мехико точное склонение Венеры в самой северной точке ее нахождения, и его сообщили с точностью до минут и секунд. Но когда они выставили теодолит, ощущение, которое у них появилось, было сравнимо с холодным душем: ни одна из стел не фиксировалась в этом положении. Разочарование Ги Лаланда было очевидным, Аугусто Фабрисио вырывал волоски из усов, и лишь Хулио Ривера старался не выказывать никаких эмоций. Николь и Жан посмотрели друг на друга и незаметно пожали плечами.

— Мы можем исследовать каждую из трех стел, появлявшихся на визире, когда теодолит стоял у пирамиды. Возможно, ответ придет к нам сам по себе. — Реплика Аугусто Фабрисио прозвучала малоубедительно.

— Да, Аугусто, можем. — Хулио Ривера изобразил улыбку, — Но если мы не получили результата здесь, то откуда он появится там? — Он указал на пирамиду Солнца.

Некоторое

время все молчали. Они были похожи на детей, с горечью убедившихся в том, что их игрушка пришла в негодность. Нарушил молчание Жан. До сих пор архитектор держался немного в стороне, но сейчас его голос звучал твердо.

— Мы учитывали магнитный полюс? — спросил он. — Я полагаю, что данные, которые у нас есть о Венере, относятся к географическому северу, а прибор нам показывает магнитный, [46] — добавил он совсем тихо, как будто бы прося прощения за свои разъяснения.

Поначалу ответом ему была тишина. Потом Лаланд нахмурил брови и собрался что-то сказать, но гватемалец его опередил.

— Боже мой, ясно! — Он окинул взглядом теодолит и кивнул головой. — Прибор на нуле, а здесь склонение должно быть… где-то три градуса ост! Я не могу утверждать этого, но я помню, что в 1993 году мы картографировали одну местность, и тогда оно составляло почти четыре градуса. Многие съемки оказались неверными из-за того, что не было учтено склонение, сейчас это и нам создает проблемы. Да, да, — его глазки блестели, — вы попали в цель, мой юный друг.

46

Географический север (точка, через которую проходит земная ось) не совпадает с магнитным (точка, через которую проходит ось магнитного поля); расстояние между ними может быть значительным, и со временем оно меняется.

И снова члены экспедиции перешли к действиям. Аугусто Фабрисио снял теодолит, попросил маленькую отвертку и вставил ее в шуруп на боковой части прибора.

— А почему бы прямо не добавить три градуса? — спросил французский археолог.

Фабрисио его словно не услышал, и ответил Хулио Ривера:

— Мы все правильно делаем, Ги. У нас будет точно настроенный теодолит в любой момент, когда он нам понадобится. Кроме того, маловероятно, чтобы в этих местах наша судьба зависела от отклонения на одну минуту в ту или другую сторону.

Как только теодолит настроили, Лаланд первым решился посмотреть в объектив, но Хулио Ривера мягко отстранил его, взяв за плечо.

— Поскольку Николь молода и красива, я думаю, что первой должна быть она. А тебе так не кажется, Ги? Она этого заслуживает; да и, в конце концов, мы все здесь оказались благодаря ей. А еще Жану, — он по-дружески кивнул ему, — ведь это была его идея.

Француз надулся и хотел было что-то сказать, но затем отошел в сторону и, выдавливая из себя улыбку, изобразил нечто вроде реверанса в сторону девушки.

— Прошу, Николь. Здесь все твое.

Она улыбнулась, пожимая плечами, и наклонилась к визиру.

— Скажи нам, Николь, что ты видишь с той стороны? — Аугусто Фабрисио попытался сымитировать мелодраматический тон.

Девушка не могла сдержать улыбки, продолжая смотреть через теодолит.

— Я вижу чудесные вещи, друг мой… чудесные вещи.

Николь снова удивилась способности гватемальца произнести такую фразу, которая заставила улыбнуться всех. Работая вместе в маленьком храме, они однажды заговорили о Картере и Карнарвоне, о тех ощущениях, которые они испытывали во время знаменитого разговора, и вот Фабрисио сейчас так мило напомнил ей об этом. За ее спиной улыбнулся и Хулио Ривера.

— Сейчас я вижу две стелы на визире, — сказала девушка. — И я думаю, что самая дальняя может оказаться одной из тех, которые мы видели с пирамиды… хоть я и не могу утверждать этого. — Она отошла в сторону и уступила свое место Фабрисио. — Прошу, Фабрисио, стелы Уашактуна — это твоя вотчина.

Гватемалец не заставил себя уговаривать и припал к визиру. На этот раз Лаланд оставался невозмутимым. Через мгновение Фабрисио повернулся к группе с улыбкой, наполовину скрытой его огромными усами.