Маска
Шрифт:
Раймунд пристально посмотрел на нее. В его ясных голубых глазах пылал огонь. Точно так же он смотрел на нее в тот день, когда она без разрешения ушла из пещеры. Когда ей пришлось поклясться ему, что она его больше не ослушается.
Мелисанда опустила голову.
— Советник Земпах угрожал мне наказанием за смерть этой служанки. Он заявил, что я не должна была допустить ее самоубийство.
Она посмотрела на Раймунда. Решимость в его взгляде сменилась тревогой. И печалью. Слезы заблестели у него на глазах.
Мелисанда нежно коснулась его щеки.
— Все будет хорошо, Раймунд. Поверь мне.
Услышав имя Оттмара де Брюса, Раймунд вздрогнул.
Ну конечно, он же не знал, чем завершилась ее встреча с графом.
— Де Брюс жив. Мне не удалось ничего сделать. — И Мелисанда вкратце рассказала ему о случившемся.
Насколько неважным это казалось теперь, по сравнению с тем, что ждет ее завтра в совете! От страха у Мелисанды сперло дыхание, ей пришлось отвернуться от Раймунда. Она сжала кулаки.
Как мужчина, она все вынесла бы с честью, не потеряв лица. Как мужчина, она чувствовала себя сильной, пускай палач и был самым презираемым горожанином в Эсслингене. Но, как женщина, она была бессильна что-либо противопоставить врагам. При мысли о том, что сотворит с ней Конрад Земпах, когда узнает, что она женщина, Мелисанда почувствовала подступившую к горлу тошноту. От страха перехватило дыхание.
Девушка поспешно принялась мыть Раймунда. Похоже, его воля была сломлена. Глядя в одну точку, он вытерпел все, выпил пару глотков разведенного водой вина и даже не отреагировал, когда она поцеловала его в лоб и пожелала спокойной ночи.
Убедившись, что все окна закрыты и заглянуть в дом невозможно, Мелисанда разделась. В полированном клинке Нерты она увидела свое отражение. Да, всем сразу станет понятно, что она женщина.
Слезы навернулись Мелисанде на глаза. Девушка посмотрела на сундук в углу комнаты. В нем она хранила свои пожитки: книгу с легендами о рыцаре Гаване, подаренную ей мастером Генрихом; бутылочку розового масла, напоминавшую о маме; одежду, в которой Мелисанда была в тот ужасный день; крестик, купленный отцом на ее крещение. В самом низу сундука лежало синее женское платье. Мелисанда сама его сшила втайне от всех. Даже Раймунд не знал о нем. Хранить его было опасно — что, если такую вещь найдут в сундуке палача? Но Мелисанда любила это платье: мягкая ткань струилась с плеч, поблескивала, словно тосканский шелк, короткие широкие рукава подчеркивали тонкие запястья, в вырезе виднелась белая котта. Иногда Мелисанда наряжалась в это платье, представляя себе, как гуляет в нем по улицам Эсслингена и все вежливо здороваются с ней, как юноши поглядывают на нее с трепетом и восхищением. Особенно Адальберт.
Нет! Мелисанда отвернулась от своего отражения в клинке. Она больше не хотела думать об Адальберте Брайтхаупте. Он этого не заслуживал.
Подбежав к сундуку, она достала платье. Нарядившись, девушка закружила по комнате, представляя себе, что танцует на свадьбе. На собственной свадьбе. В какой-то момент она вдруг почувствовала слабость, к горлу опять подступила тошнота — видимо, желудок взбунтовался против такого обращения. Ее вырвало в ведро.
Мелисанда устало опустилась на пол.
Агнесса сама положила конец своим мучениям.
***
Оттмар де Брюс отставил бокал, поднялся и подошел к гобелену. На ткани белели стены и башни, голубело море. Корабли завоевателей приближались со всех сторон, вооруженные до зубов воины взбирались по стенам, проникали в город. На гобелене была изображена осада Константинополя 1204 года. Город долго сдерживал врагов, но в конце концов пал, был разграблен и разрушен. Де Брюсу этот гобелен всегда напоминал о том, что нет неприступных крепостей и что всегда нужно оставаться настороже.
Он повернулся к фон Закингену, который составил ему компанию за обедом.
— И этот человек надежен?
— Я доверяю ему настолько, насколько вообще можно доверять кому-то. Я не доверил бы ему мою жизнь, но с такой задачей он справится.
Де Брюс, вздохнув, посмотрел на капитана своей стражи. Фон Закинген не был дураком и во многом походил на самого де Брюса. Они оба доверяли только себе, и в этом-то и состояла их сила. Де Брюс неспроста сделал фон Закингена своим капитаном. Тот многое знал о жизни — и о смерти. Он понимал, что быть на стороне де Брюса — выгодно. Всегда лучше быть на стороне сильного, а Оттмар де Брюс, бургграф Адлербурга, был сильнее других. И все же время от времени нужно хвалить своих подчиненных.
— Я полагаюсь на вас, Эберхард. Это очень важно для меня, вы ведь понимаете.
— На моего человека можно положиться. План прост. Мы уже подстроили ловушку и установили приманку. Добыча будет в наших руках еще на этой неделе. И все поверят в наше представление. Ведь люди такие идиоты.
Де Брюс, кивнув, задумчиво потер подбородок.
— Это станет великолепным подарком на мою свадьбу. Эта мразь поймет, что такое оскорбить Оттмара де Брюса. Хотелось бы мне посмотреть, как он будет вопить и дергаться.
Граф подошел к окну и посмотрел на стены, окружавшие замок. Ему хотелось взяться за дело самому, воткнуть раскаленные иглы в тело жертвы, надеть на него жом для пальцев, выпустить ему кишки. Но граф не был глупцом. Он понимал, что иногда лучше прибегнуть к хитрости, а не добиваться своего открыто. Он насладится муками врага издалека. Если подумать, в этом была своя прелесть. Он решал, кому жить, а кому умирать. Как Бог.
Де Брюс повернулся к капитану:
— Будет понятно, что это месть?
Фон Закинген улыбнулся.
— Будет бойня.
***
Раймунд Магнус тяжело дышал. Свинцовая усталость давила на него, он никак не мог уснуть. Он слышал, как Мелисанда ходит по дому, роется в сундуке, шуршит тканью. Слышал, как она танцевала, как ее вырвало, как она уснула. Он проклинал себя за то, что не в силах помочь приемной дочери. Все эти годы она была такой сильной, такой мужественной. Она делала все, что от нее требовалось. Но в глубине души Мелисанда оставалась той же маленькой девочкой, любившей побегать в лесу под Эсслингеном и мечтавшей о благородном рыцаре Гаване.