Маскарад
Шрифт:
Ничего себе совпадение.
— Он самый. — Иван нахмурился, сложил руки на груди и откинулся на спинку кресла. — Ни для кого не секрет, что князь уже давно придерживается весьма либеральных взглядов. Так что от сегодняшней речи стоит ожидать любой пакости!
— Ваше высочество думаете, что Сумароков как-то связан с заговором? — уточнил Геловани.
— Почти наверняка. — Вместо Ивана почему-то ответил Горчаков. — Но, к сожалению, у нас нет никаких доказательств, а сыскари не слишком-то спешат их предоставить.
Геловани недовольно поморщился, но все-таки промолчал. Формально
— Можете не сомневаться, все виновные непременно будут найдены и наказаны, — ровным тоном произнес Геловани. — В свое время конечно же. Вы не хуже меня знаете, что случится, если жандармы начнут хватать всех подряд.
— О, не подумайте ничего такого, князь! — Горчаков даже чуть привстал в кресле. — Конечно же, мы все желаем поскорее увидеть результаты наших трудов, однако торопиться не следует ни в коем случае. Порой поспешность даже более опасна, чем промедление!
— Просто понаблюдай за всем этим сбродом, — Иван едва заметно толкнул меня локтем. — Знаю, тебя не интересует политика, но среди друзей старика Меншикова могут быть и те, кто связан с этим вашим колдуном… Может, он и сам сейчас здесь?
Вполне разумная мысль, хоть и сомнительная. Но одно ясно: что бы ни задумал говорить Сумароков, он наверняка делает это или с разрешения, или вовсе с прямого указания своего покровителя. А значит, тот вполне мог явиться и понаблюдать. В такой толпе, да еще и с умением менять личины, как перчатки — легче легкого.
Я даже попытался прощупать публику в зале. Но конечно же, без особого результата: сегодня в Мариинском дворце собрались сильнейшие Владеющие Петербурга, и концентрация Таланта вокруг оказалась такая, что мое внутреннее око буквально ослепло. Членов Госсовета было не так уж много, всего несколько десятков, а остальные места занимали почетные гости, главы наследники знатных родов, их наследники, непонятные визитеры на птичьих правах — вроде нас с Геловани…
И, конечно же, журналисты. Дюжина голов, а то и две. Акулы пера каким-то непостижимым образом подвинули даже почтенных старцев в первых рядах, а рыбешки калибром поменьше расположились вдоль стен. Особенно раздражали фотографы: чуть ли каждый считал своим долгом поймать в прицел объектива его высочество цесаревича, и треск вспышек слышался со всех сторон.
Кто-то основательно постарался, чтобы на закрытом для глаз и ушей простых смертных заседании оказалось как можно больше людей. И наверняка постарался не случайно. Судя по недовольным и слегка опешевшим физиономиям Ивана и Горчакова — явно не они.
Значит, консервативное «правое» крыло Госсовета не при делах. Император, скорее всего, тоже — Александр всегда отличался склонностью к умеренности, порядку и почти армейской дисциплине. И такого бедлама на заседании высшего законосовещательного органа точно бы не потерпел. Так что вариантов, в общем-то, и не осталось: эту шушеру всеми правдами и неправдами нагнали сюда то ли сторонники и друзья покойного Меншикова, то ли…
Нет, никакого другого расклада придумать я так
И только уже на ступеньках развернулся, будто бы невзначай поправил галстук и широко улыбнулся, позируя перед фотокамерами. Видимо, ничуть не сомневался, что сейчас все будут смотреть только на него. И что завтра на первые полосы столичных газет он попадет именно таким: обаятельным, изящным, одетым с иголочки и почти до неприличия привлекательным.
С такого расстояния я не мог как следует разглядеть выражения лица Сумарокова, но почему-то ничуть не сомневался, что оно буквально сияет самоуверенностью. Однако его сиятельство не обладал ни серьезным государственным чином, ни положением, ни каким-то особенным Талантом, ни даже запредельным богатством. Ни, как я уже успел убедиться, отвагой или хотя бы тем, что обычно называют мужественностью. Конечно, при нем все еще оставался титул, однако в зале, буквально набитом под завязку князьями и графами, едва ли стоило на это полагаться.
И все же Сумароков вел себя так, будто вдруг ни с того ни с сего вымахал на две головы выше всех здесь присутствующих — причем во всех смыслах сразу. Даже фигура увешанного орденами седобородого старца за огромным деревянным столом на самом верху на фоне его сиятельства… скажем так, несколько терялась.
— Прямо сияет, собака, — едва слышно выругался Иван. — Гнать бы его отсюда. Поганой метлой…
Но Сумароков уже занял положенное место за трибуной и теперь выжидательно поглядывал то на публику в зал, то на председателя за спиной. Пока тот, наконец, не заговорил.
— Господа члены Государственного совета и уважаемые гости! — Орденоносный старикан увесисто стукнул по столу деревянным молоточком. — Начнем, пожалуй… Слово предоставляется заместителю директора департамента таможенных сборов коллежскому советнику его сиятельству князю Павлу Антоновичу Сумарокову!
Значит, заместитель. И чин всего-то навсего по шестому классу — не самая значимая фигура. А уж на фоне присутствующих здесь министров так и вовсе пшик… Кому-то пришлось приложить немало усилий, чтобы такой мелкой сошке, как Сумароков, выделили время на целую речь на заседании Госсовета.
И я, кажется, уже начал догадываться — кому.
— Благодарю, Дмитрий Мартынович, — хорошо поставленным голосом отозвался Сумароков — и тут же развернулся в зал. — Приветствую вас, милостивые судари! Попросту отнимать время у собравшихся в этих стенах достойнейших представителей дворянского сообщества с моей стороны не просто бестактно, но и в высшей степени неразумно. Так что нам, без сомнений, следовало бы перейти прямо к делу…
Сумароков смолк чуть ли не на полуслове. И не потому, что выдохся — похоже, ожидал то ли аплодисментов, то ли еще чего-то… А может, просто нагонял серьезности театральной паузой.