Маскарад
Шрифт:
— И, наверное, теплые, — сдалась нянюшка Ягг. — А над оконцем всегда горит такой милый фонарик.
— Уф, Гита Ягг, честное слово. Мне всегда казалось, тебя ничем не проймешь.
— Пронять меня действительно невозможно, — согласилась нянюшка. — Но по натуре я очень впечатлительная женщина.
Доктор Поддыхл, управляющий хором, сурово посмотрел на Агнессу поверх очков.
— Как известно, ария, гм-м, «Прощание», — произнес он, — представляет собой, так скажем,
Его глаза увлажнились.
— «Квеста маледетта, — поет Йодина, обращаясь к Пикадилло и выражая этими словами всю боль своего расставания с ним. — Квеста маледетта порта си блоккккккка, си блокка сомунке ло фаччччч-чо!..»
Он прервался. Последовала пронзительная сцена протирания очков носовым платком.
— Когда эту арию исполнила Хихигли, все зpители в зале, все до единого, обливались слезами, — пробормотал доктор. — Я некогда попал на ее выступления. Именно тогда я и решил, что посвящу жизнь… о, великие дни, славные дни.
Он положил очки и шумно высморкался.
— Итак, давай пройдемся по партитуре еще раз, — сказал он, — просто чтобы ты поняла, как должна звучать эта ария. Андре, начали.
Молодой человек, которого против его воли заставили аккомпанировать на фортепиано в репетиционном зале, кивнул Агнессе и заговорщицки подмигнул.
Она притворилась, что не заметила этого, и с подчеркнутым вниманием принялась слушать Поддыхла, который объяснял ей партитуру.
— А теперь, — заключил он, — посмотрим, что получится у тебя.
Передав ей партитуру, он кивнул пианисту.
Агнесса спела арию — по крайней мере, ее начало. Вскоре Андре прекратил играть и прижался головой к клавишам, пытаясь подавить рвущийся наружу хохот.
— Гм-м-м… — произнес Поддыхл.
— Я что-то сделала не так?
— Ты пела тенором. — Сказав это, Поддыхл сурово посмотрел на Андре.
— Она пела вашим голосом, доктор!
— А не могла бы ты исполнить арию так, как ее исполнила бы, э-э, скажем, Кристина?
Снова заиграла музыка.
— Квеста?! Маледетта!!.
Поддыхл всплеснул руками. Плечи Андре тряслись от хихиканья.
— Да, да. Очень точное наблюдение. Осмелюсь заметить, ты абсолютно права. Но давай попробуем еще разок. И на этот раз, пожалуйста, спой эту арию так, как ты считаешь ее нужным петь.
Агнесса кивнула.
Снова начали…
…И закончили.
Поддыхлу даже пришлось сесть. И почему-то он упорно прятал от нее свое лицо.
Агнесса стояла, вопросительно глядя на доктора.
— Э-э. Ну как? — спросила она.
Доктор не ответил. Вместо этого со своей табуретки поднялся Андре и взял ее за руку.
— Пожалуй, сейчас лучше будет оставить его одного, — тихонько произнес он и потянул Агнессу
— Что, так плохо?
— Дело в том… вернее, наоборот, дело совсем не в этом.
Поддыхл поднял голову, но взгляда Агнессы он упорно избегал.
— Ну, что я могу сказать… — пробормотал он. — Не мешало бы поработать над «р». И побольше уверенности на высоких нотах. А так, очень даже ничего…
— Да, конечно, я буду работать…
Андре вытолкал Агнессу в коридор, захлопнул дверь и повернулся к ней.
— Это было поразительно! — воскликнул он. — Ты когда-нибудь слышала пение великой Хихигли?
— Я даже не знаю, кто такая эта Хихигли. Кстати, а о чем вообще я пела?
— Как, ты и этого не знаешь?
— Понятия не имею.
Андре перевел взгляд на партитуру в ее руке.
— Я не очень хорошо знаю язык, но думаю, что начало звучит примерно так:
«Дверь проклятая застряла,
Дверь проклятая застряла,
Хоть в лепешку расшибись.
Висит табличка «на себя», вот я и тяну.
Но может, все наоборот и мне нужно толкать?»
Агнесса сморгнула.
— И это все?
— Ага.
— Но я думала, что пою нечто очень трогательное и романтическое!
— И ты правильно думала, — кивнул Андре. — Сцена очень трогательная. Но это не настоящая жизнь, это опера. Значение слов здесь не важно. Важно только чувство. Разве тебе не говорили?.. Слушай, сегодня я до конца дня на репетициях, но, может, мы могли бы встретиться завтра? Например, после завтрака?
«О нет, — подумала Агнесса. — Начинается». Краснота неумолимо наступала в направлении «снизу вверх». Мелькнула мысль: а не может ли однажды случиться так, что краснота достигнет лица и не остановится на этом, а двинется дальше? Тогда у нее над головой образуется большое розовое облако.
— Э-э, да, — промолвила она. — Да. Это было бы… очень поучительно.
— Ну, мне пора, — слабо улыбнувшись, Андре слегка похлопал ее по руке. — И… Мне правда очень жаль, однако таковы здесь порядки. А ты пела… просто потрясающе.
Он уже направился было прочь, но вдруг снова повернулся.
— Да, и еще… Прости, если вчера вечером я тебя напугал.
— Что?
— Ну, помнишь, там, на лестнице?
— А, ты об этом. Я вовсе не испугалась.
— Ты… э-э… ты ведь никому не рассказывала? Я бы очень не хотел, чтобы люди подумали, будто я поднимаю в Опере панику.
— Даже и мысли такой не мелькало, сказать по правде. Я знаю, что ты не можешь быть Призраком, — если ты, конечно, об этом. М-м?
— Я? Призраком? Ха-ха!