Маскарад
Шрифт:
— Что это такое? — спросила она.
— Гранки для «Ещегодника». — Догадавшись по выражению матушкиного лица, что она ничего не поняла, гном пояснил: — Вроде как пробная книжка. Удостовериться, что все грамматические ошибки на месте.
Матушка взяла один лист.
— Гита, идем отсюда, — сказала она и направилась прочь.
— Слушай, Эсме, зачем нам неприятности, а? — затараторила нянюшка Ягг, торопясь вслед за матушкой. — В конце концов, это всего лишь деньги…
— Теперь уже нет, — покачала головой матушка. —
Господин Бадья взял скрипку. Она была разломана на две части, удерживаемые вместе лишь струнами. Одна из струн жалобно тренькнула.
— Ну кому все это могло понадобиться? — вздохнул он. — Вот скажи мне, Зальцелла, только честно… чем вообще отличается опера от сумасшедшего дома?
— Это вопрос с подвохом?
— Нет!
— Тогда скажу. У нас декорации лучше. Ага! Так я и думал…
Порывшись среди сломанных инструментов, он снова поднялся, сжимая в пальцах письмо.
— Хотите, чтобы я его вскрыл? — спросил он. — Адресовано вам.
Бадья прикрыл глаза.
— Вскрывай, — произнес он. — Сколько там восклицательных знаков?
— Пять.
— О.
Зальцелла передал Бадье письмо.
"Дорогой Бадья, — гласило оно. —
Уууууулюлюууу"
Ахахахахахахахаха!!!!!
Ваш навеки
Призрак Оперы".
— И что нам делать? — беспомощно спросил Бадья. — То он посылает вежливые записочки, то начинает записывать свой безумный хохот!
— Герр Трубельмахер отправил весь оркестр на поиски новых инструментов, — произнес Зальцелла.
— А что, скрипки еще дороже, чем пуанты?
— Не много найдется в мире вещей более дорогостоящих, чем пуанты. Однако скрипки именно из их числа.
— Опять расходы!
— Похоже, вы правы.
— Но мне казалось, Призрак любит музыку! Герр Трубельмахер говорит, что орган вообще не подлежит восстановлению!!!
Бадья резко прервался. До него вдруг дошло, что восклицает он несколько чаще, чем подобает человеку в здравом уме.
— Так или иначе, — устало продолжил он, — полагаю, что шоу должно продолжаться.
— Воистину так, — подтвердил Зальцелла. Бадья потряс головой.
— Как идет подготовка к сегодняшнему представлению?
— Думаю, все получится, если вы об этом. Похоже, Пердита хорошо понимает, как надо исполнять партию.
— А Кристина?
— А эта поразительно хорошо понимает, как надо носить платье. Вместе они составляют настоящую примадонну.
Гордый обладатель Оперы медленно поднялся на ноги.
— Все казалось таким простым… — пожаловался
Под ботинком у него что-то хрустнуло. Он поднял остатки очков.
— Это ведь очки доктора Поддыхла? — удивился Бадья. — Что они здесь делают?
Его взгляд встретился с неподвижным взглядом Зальцеллы.
— О нет… — простонал он.
Полуобернувшись, Зальцелла посмотрел на прислоненный к стене большой футляр для контрабаса и многозначительно поднял брови.
— О нет… — повторил Бадья. — Ну же. Открывай. Мои руки что-то вспотели…
Мягко ступая, Зальцелла подошел к футляру и взялся за крышку.
— Готовы?
Бадья в изнеможении кивнул. Футляр распахнулся.
— О нет!
Чтобы лучше видеть, Зальцелла вытянул шею.
— О да, — констатировал он. — Ужас просто Живого места нет, такое ощущение, его долго пинали. Починка будет стоить доллара два, не меньше.
— И все струны порваны! А ремонт контрабасов обходится дороже, чем ремонт скрипок?
— Не хочется вас огорчать, но ремонт всех музыкальных инструментов обходится чрезвычайно дорого. Кроме разве что треугольника, — ответил Зальцелла. — Однако могло быть и хуже, как вы думаете?
— Это ты о чем?
— О том, что там мог быть доктор Поддыхл. Бадья открыл рот. Бадья закрыл рот.
— О. Да. Разумеется. Ну да. Это было бы намного хуже. Да. Хоть здесь нам повезло. Конечно, гм-м-м.
— Так, значит, это и есть Опера? — произнесла матушка. — А выглядит так, будто кто-то построил здоровую коробку и налепил сверху кучу всяких финтифлюшек.
Она кашлянула. Вид у матушки был такой, как будто она чего-то ждала.
— Может, осмотрим ее со всех сторон? — подсказала нянюшка.
Она прекрасно знала, что любопытство матушки по своей силе способно сравниться разве что с нежеланием выдать это самое любопытство.
— Ну что ж, думаю, вреда от этого не будет, — ответила матушка таким тоном, как будто оказывала нянюшке огромную услугу, — Давай погуляем, раз уж делать сейчас все равно больше нечего.
Здание Оперы было построено в соответствии со всеми архитектурными законами, обеспечивающими многофункциональность. Оно представляло собой куб. Однако, как верно заметила матушка, несколько позже архитектор внезапно осознал, что без украшений тут все же не обойтись, и уже второпях устроил настоящий разгул бордюров, колонн и всяческих завитушек. Крышу Оперы оккупировали горгульи. Со стороны фасада здание выглядело огромной каменной глыбой, над которой хорошенько поизмывались.