Маскарад
Шрифт:
По мере того как Фоска приближалась к месту столкновений, толпа становилась все гуще. Грохот выстрелов пушек и ружей почти оглушал. Потом неожиданно все умолкло, и на поле боя наступила жуткая тишина.
Над Фоской нависла тень почерневшей от времени крепости. Это и была Бастилия, в которой, как рассказывал Раф, долгие годы томились Вольтер, Дидро, тысячи других людей. В толпе распространился слух о том, что комендант Бастилии капитулировал. Дикая радость охватила людей. Они стали подбрасывать в воздух свои головные уборы. На улицах начались танцы. Древний символ
– Смотрите, смотрите! – выкрикнул кто-то. – Вон там заключенные!
Фоска вытянула шею. Ей удалось увидеть лишь вызывающую жалость группу из семи одетых в тряпье мужчин. Они моргали от яркого солнечного света и, казалось, не осознавали, что же им делать с неожиданно обретенной свободой.
Толпа нажимала. Фоска чувствовала, как на нее давят высокие стены, жар, шум, смрадный дух пота. И еще новый тяжелый запах – запах крови. Она увидела лежащие под стенами крепости тела. То были мертвецы. Некоторые, судя по форме, были охранявшими Бастилию швейцарскими солдатами. Остальные – рядовые граждане, простой люд.
Сердце Фоски сжалось. Рафа нет в живых, вдруг пришло ей в голову. Она вырвалась из зажавшей ее толпы и бросилась на землю рядом с оказавшейся ближе всего к ней окровавленной фигурой. Когда она перевернула труп, то увидела, что у того нет лица. Она закрыла глаза и обеими руками зажала рот. Когда ослаб приступ тошноты, Фоска приказала себе не поддаваться женской слабости. «Надо найти Рафа», – решила она.
Фоска пробиралась между телами. Она была здесь не одна. К этому времени и другие женщины стали искать мужчин, как всегда по окончании битв. Временами раздавался раздирающий сердце крик: кто-то из женщин обнаруживал, среди мертвецов родного мужчину.
Один раз Фоску остановил раненый, чтобы узнать, не видела ли она крупного итальянца с темными волосами и глазами. Вопрос был бессмыслен. Фоска едва понимала по-французски. К тому же в Париже почти у всех были темные волосы и глаза.
Когда люди увидели, сколько их сограждан убили швейцарцы, их ликование сменилось гневом.
– Швейцарские убийцы!
– Повесить Лонея!
Их отвратительные крики внушали страх. В самом центре площади Бастилии собралась толпа. Фоска не могла разглядеть, что там происходит, и продолжала свой мучительный путь. Вновь раздались, теперь уже ликующие, возгласы. Женщины, что были рядом с ней, взглянули наверх и пронзительными криками выразили одобрение.
Над толпой раскачивалась насаженная на пику окровавленная голова.
– В Ратушу! – кричала толпа.
– Покажем королю голову ублюдка!
Язык у отделенной от туловища головы вывалился. Глаза, словно от удивления, были широко раскрыты. Длинные и темные волосы покрыты спекшейся кровью. Из обрубка шеи продолжала капать кровь.
– Рафаэлло! – задыхаясь, закричала Фоска. Гул толпы отдавался грохочущими волнами в ее ушах. Свет солнца померк в глазах.
Оказавшись высоко на башне, выходившей в сторону дворца, Раф увидел женщин, рыщущих между телами, сложенными у стен Бастилии. Одна из них была в платье цвета первых весенних листьев, а волосы ее
– Фоска! – прошептал Раф. Он пришел на огромную площадь как раз в тот момент, когда разгневанная толпа добивала дубинками коменданта Бастилии. Раф был там, когда Лонею отсекли голову и торжествующе подняли на пике на всеобщее обозрение. Раф не мог остановить их. Да и никто – даже армия короля – не усмирил бы разбушевавшихся людей.
Раф пробрался через скопище жаждавших крови и нашел Фоску, распластавшуюся на мертвом теле швейцарского гвардейца. Раф назвал ее по имени, и Фоска приоткрыла трепещущие веки. Он обнял ее, и она дрожащими пальцами вцепилась в его рубашку.
– Я думала, что вас уже нет в живых, – сказала она задыхаясь. – Голова… голова… похожа на вашу!
– Вы с ума сошли, – сердился он. – Что вы искали здесь? Во имя всех святых…
Она вздрогнула и закрыла глаза. Он приподнял ее и теперь уже мягче сказал:
– Все в порядке. Давайте выберемся отсюда.
– Не надо было разрешать ей идти сюда в таком состоянии, – заметила старуха, которую он, проходя мимо, оттеснил плечом. – Только у беременной может быть лицо такого приятного зеленого оттенка! – отвратительно захихикала она.
Раф вывел Фоску из сутолоки.
– Сейчас мне уже лучше, – сказала она. – Опустите меня, пожалуйста, на землю.
Он выполнил ее просьбу, но продолжал поддерживать, пока она не стала прочно держаться на ногах. Фоска потеряла шаль и шляпку. Волосы ее взмокли и растрепались, а платье запачкалось в грязи, покрылось пятнами крови и разорвалось. Раф был тоже взъерошен и испачкан. Его одежда была пропитана потом и забрызгана кровью.
Они устало смотрели друг на друга печальными глазами. Потом Раф обнял ее за плечи, и они, ни слова не говоря, отправились домой.
– Мне очень жаль, что вы все это увидели, – сказал он грубовато, когда они наконец оказались в квартире. – Не надо было туда ходить.
Фоска бессильно опустилась на диван напротив окон.
– Вы не пришли домой, – объяснила она. – Я боялась, что с вами что-то случилось.
– Простите меня. Я собирался кого-нибудь послать предупредить… Вчера был безумный день… Я не спал всю ночь. – Он налил из стоявшего на серванте графина стакан воды и поднес ей.
– Кто был тот человек? – спросила она. – Мужчина, которого?.. – Ее рука тряслась. Она пролила воду себе на колени.
– Комендант Бастилии маркиз де Лоней.
– Зачем? – недоумевала она. – Зачем надо было это делать? Они напомнили мне воющих животных, которые жаждут крови. – Фоска внимательно посмотрела на Рафа и прищурилась. – А вы… Вы помогали убить его? Помогали?
– Нет, Фоска. Конечно, нет. Я даже не думал…
– Вы отрезали ему голову?
– Я не делал этого! Прошу вас, Фоска…
– Вы пошли сражаться, чтобы помочь им. Почему? Ведь вы даже не француз. Впрочем, я упускаю из виду, что вы состоите в обществе «Братство человека»! Не признаете деления на классы, национальности. Дескать, все люди – братья. Побратимы по крови.