Маскарад
Шрифт:
В Венеции бытовала пословица, согласно которой один обедневший почетный горожанин способен съесть больше, чем стая саранчи. Барнаботти не очень любили в качестве гостей. Их убогая нужда служила напоминанием о том, как пришло в упадок много прекрасных старых семей. К тому же они были неописуемо прожорливы, когда дело доходило до бесплатных еды и напитков.
– А почему бы им не прийти? – решительно спросила Фоска. – Никто их никогда никуда не приглашает. Представь себе, Томассо, они торжественно проходят через ворота дворца в отрепьях и заплатах. Гордо шагают по дому и радуются, что их пригласили к Лоредану!
– Но…
– Других гостей не будет. Только барнаботти и я. Мы здесь все в равной степени отверженные.
– А что скажет Лоредан? Он придет в ярость. Никогда не разрешит!
– Это не имеет никакого отношения к Лоредану, – сказала она, вздернув голову. – Он не приглашен. Это мой день рождения, мой бал, а они мои, а не его гости.
Томассо радостно захихикал.
– Когда он узнает, его хватит апоплексический удар. Представляешь, какие разнесутся сплетни? Газеты напишут: «Пятьсот барнаботти принимали в доме комиссара!»
– Да, – сказала Фоска, сопроводив свои слова странной улыбкой. – Мне это безразлично. Я должна это сделать, а потом… Что случится со мной потом, меня мало беспокоит.
– Вот сейчас ты прежняя Фоска, которую я в прошлом знал и любил! – радостно воскликнул Томассо. – О, что будет за ночь!
В десять часов накануне двадцатидевятилетия Фоски Лоредан первые ее гости стали проходить через ворота дворца и скапливаться на больших мраморных лестницах. Они прибывали пешком, ибо не могли позволить себе нанять гондолы. У них были озябшие и бледные лица. Они надели свои лучшие наряды: испачканные и превратившиеся в лохмотья кружева, чулки, насквозь продуваемые через дыры в них, изношенные ботинки, до блеска начищенные гусиным салом и слюной, вышедшие из моды пальто с обтрепанными лацканами и карманами, а также лоснящимися от долгой носки обшлагами, жилетки из некогда богатой парчи, сейчас поблекшей и покрытой пятнами, потерявшие форму шляпы и панталоны, отвисшие на коленях и задах.
У них были мягкие и белые руки, не привыкшие ни к какому более полезному труду, чем писание обличительных статей против государства и тасовка игральных карт в «Ридотто». Их глаза светились отблеском былого величия.
Все они являлись сыновьями самых замечательных венецианских родов, имена которых при рождении заносились в «Золотую книгу». Немногие из них работали домашними учителями в состоятельных семьях. Было среди них несколько сводников и проституток. Большинство жило лишь на мизерные пенсии, которые им выплачивало государство, плюс жалкие цехины, которые они могли получить, продавая свои голоса в Большом совете.
Большинство из них Фоска знала в лицо, а многих – по именам. Она стояла рядом с Томассо при входе в танцевальный зал и любезно приветствовала гостей. В черном бархатном платье, отделанном у шеи золотой нитью, с длинными в обтяжку рукавами и слегка поднятыми плечами, Фоска была ослепительна, и поэтому траурная расцветка ее наряда ни у кого не вызывала удивления. На ее шее и в зачесанных наверх волосах сверкали бриллианты.
Толпа нищих росла. Вспотевшие ливрейные лакеи носились взад и вперед с подносами, уставленными стаканами вина, фруктами и кексами. Подносы опустошались почти немедленно после того, как появлялись из кухни.
Некоторые привели с собой женщин – размалеванных нерях и шлюх, лица которых были обезображены следами оспы или сифилиса, они вряд ли могли рассчитывать на более денежных клиентов, чем эти нищие. Фоска же приветствовала их очень тепло, будто к ней в гости приехали герцогини.
Танцевали под небольшой оркестр. По мере того как вино разогревало глотки и развязывало языки, нарастал гул голосов. Вскоре шум стал оглушающим, подавил треньканье клавесина, сделал почти неслышными звуки скрипки.
Все разговоры вертелись вокруг революции и войны с Францией. У всех на устах было одно имя – Бонапарт. В нем они видели долгожданного спасителя, человека, способного испепелить венецианское правительство и дать барнаботти шанс стать у руля. Бонапарт был в Италии, на севере, и некоторые города целиком покорялись ему. Гости Фоски предсказывали, что и Венеция вскоре станет французской.
Фоска предчувствовала, что французское вторжение в Венецию осуществит то, чего не смог добиться Рафаэлло: сплотит все недовольные души в единое целое, спаянное общими желаниями и верой. Каждый из этих людей, взятый в отдельности, был трогателен и нелеп. Но собранные воедино, они представляли собой сильную угрозу правительству своих отцов. Фоска улыбалась – какая ирония судьбы: она принимает этих бунтовщиков в доме Алессандро Лоредана, главного защитника существующего положения.
Она танцевала с гостями, пока у нее не отказали ноги. Ей преподнесли стихи и песни, ибо умные слова и хорошо развитое воображение были единственными подарками, которые могли позволить себе обнищавшие посетители.
В полночь гости провозгласили тост в ее честь.
– Так выпьем же за донну Фоску, нашу королеву, за счастливейший день рождения! Желаем ей долгой жизни и большого счастья!
Она тоже подняла свой бокал.
– Всем вам, моим братьям, – провозгласила она, – моя глубочайшая благодарность. Выпьем за грядущие для нас всех лучшие времена!
Они приветствовали ее слова, пока не сорвали голоса, а потом потребовали еще вина, дабы промочить глотки. Оркестр заиграл веселый крестьянский танец «фурлану», и Фоску закружили пылкие партнеры.
Как только стало ясно, что за гостей собрала Фоска, управляющий делами Лоредана послал к нему гонца с сообщением о происходящем под крышей его дома. Но Лоредан пошел со своей любовницей в театр посмотреть новую комедию «Вероломная жена», а потом пригласил ее в ресторан на поздний ужин. Когда он в два часа ночи вернулся в свое «казино» и узнал о случившемся, он отправил любовницу домой и немедленно поехал во дворец.
О предстоявшем бале он знал, но предполагал, что Фоска увеселяет орду своих обычных друзей. Однако даже прежде, чем его гондола пристала у дома, он услышал эхом отдающееся веселье. Алессандро вышел из гондолы и первым делом заметил двоих мужчин, мочившихся в пруд в центре двора. В одном из них он узнал представителя барнаботти, недавно победившего на выборах в сенат.
Он подошел большими шагами к ним, когда они застегивали брюки.
– Что вы здесь делаете, Брунеллеши? – В тени деревьев укрылись одетые в ливреи гондольеры, готовые прийти Алессандро на помощь.