Маскарад
Шрифт:
– Я даже не знаю, как, по вашему мнению, я должна разбираться в этом грязном деле, – сказала Фоска, пытаясь восстановить пошатнувшееся самообладание. – Хотите, чтобы именно я сказала, что он превращает себя в идиота, поддерживая отношения с этой потаскухой? Он высмеет меня или измерит своим известным испепеляющим взглядом.
– Не сваливайте в кучу метафоры, дорогая. Даже не знаю, что вам посоветовать. Но рассказать об этом я считала своим долгом, передала все в ваши надежные руки. Ну а теперь вам, как послушному ребенку, следует покинуть меня. Я немного устала. Чуть-чуть
Фоска медленно приподнялась.
– Боюсь, вы будете разочарованы. Я не могу ничего сделать. Совсем ничего. Может, вы поговорите с ним?
Розальба откинулась на подушку и закрыла глаза. У нее были такие тонкие, будто из бумаги, веки, что Фоске даже почудилось, что свекровь продолжает наблюдать за ней.
– Я не могу сделать этого, – прошептала Розальба. – В конце концов я ему только мать.
Фоска прошлась по дому. Действительно, некоторые вещи отсутствовали: ваза, восточный ковер, небольшой столик, канделябр, статуя. Дом теперь напоминал склеп и выглядел обшарпанным, но она была так поглощена своими собственными переживаниями, что этого не замечала.
Фоска спустилась вниз, в библиотеку. Ее сердце сжалось. Опустели целые полки с драгоценными томами, которые Алессандро высоко ценил. Прелестные образцы венецианских переплетов и оттисков книг, сокровища, которые он гордо демонстрировал ей сразу же после того, как они поженились, исчезли со своих обычных мест.
Фоска вспомнила, когда она впервые заметила бреши в библиотеке своего отца. «Куда же делись книги?» – недоумевала она. Переплетенные в пергамент тома, которые она обожала рассматривать. Красивые гравюры. Стихи, которых не понимала, но которые пробуждали воображение.
«Старые вещи? Я устал смотреть на них и продал. Вот и все. Хорошие книги всегда находят покупателей. В Венеции полно коллекционеров».
Охваченная дрожью, она села в кресло за письменный стол Алессандро. Все повторяется снова. Вскоре ее сын лишится даже крыши над головой.
Ей хотелось кричать. Она продала себя Алессандро. Продала свое молчание и хорошее поведение в обмен на законность происхождения своего сына. А теперь Алессандро обманным путем отбирает у мальчика все, что должно принадлежать ему.
И все по вине этой танцовщицы, этой шлюхи – Лии.
В этот самый момент Лиа глумится над ней, превращает ее в посмешище.
Фоске даже казалось, что она слышит нашептывающий ей в ухо вульгарный голосок: «Я отняла у тебя любовника. И отниму мужа».
Паоло… Паоло превратится в такого же человека, как Томассо, который не смог стать достойным своего дворянского наследия, ибо не сумел жить в бедности. Неужели Паоло присоединится к братству барнаботти, людям, одетым в драные кружева и грязный бархат? Неужели Паоло станет праздным смутьяном, мечтателем, который проживет жизнь, окруженный позором, и умрет, никем не оплаканный? И все из-за нее – из-за Лии. О, Габбиана!
«Она так легко не отделается, – поклялась Фоска. – Я уничтожу ее, прежде чем она уничтожит моего сына!»
Глава 13
И ГРЯНУЛ БОЙ
Театральный занавес
– Шлюха!.. Бродяжка!.. Вон со сцены!.. Прочь из Венеции!.. На черта она нужна здесь!..
Лиа, не обращая внимания на выкрики, стала танцевать для своих поклонников. На сцену обрушился град всевозможных предметов – бутылки, фрукты, мраморные шарики, гвозди… Танцевать, не подвергая себя опасности, стало невозможно. Толпа на балконе бушевала, а когда зрители попытались утихомирить ее, вспыхнули беспорядки.
Вестрис приказал опустить занавес и очистить сцену от мусора. Он собирался вновь начать представление, но порядок так и не восстановился. Женщины визжа бросились к дверям. Раздалось несколько выстрелов в воздух. Одного человека даже затоптали насмерть.
За занавесом по сцене бродили группами артисты, обсуждая, чем же вызван этот инцидент. Лиа неподвижно стояла в стороне, тревожно сдвинув брови.
На следующий день все газеты пестрели сообщениями о беспорядках в театре. Авторы передовых статей рассуждали об аморальности танцевальной манеры Габбианы, ее похотливом афишировании частей женского тела, никогда до сих пор не демонстрируемых на сцене: обнаженных до колена ног, оголенных плеч. Некоторые отмечали подаваемый ею дурной пример и нежелательные образы, создаваемые танцовщицей.
Следующий спектакль труппы был опять сорван. На этот раз озорники смазали пол сцены салом, и когда Вестрис прыжком появился на ней, то поскользнулся и получил серьезную травму. Спектакль отменили и объявили, что деньги за билеты будут возвращены. Зрители посчитали себя обманутыми и озлобились. Возникли небольшие стычки.
На следующее утро на стенах появились объявления, в которых сообщалось, что в интересах общественной безопасности Совет десяти решил запретить дальнейшие выступления труппы Вестриса, в частности Габбианы. Вечером того дня Лиа дала сольное представление в одном из палаццо, но несколько явившихся туда незваных гостей забросали ее фруктами и яйцами.
– Габбиана – шлюха! – орали они, когда их хватали и призывали к порядку. – Она разлагает общественную мораль! Прогоните шлюху из Венеции!
Зачинщиками беспорядков были барнаботти. Полиция требовала от них, чтобы они признались, кто их нанял. Но они упорно молчали.
– Не понимаю! – кипел Алессандро. – Почему? Почему они нападают именно теперь, когда вас так хорошо приняла публика? Наверняка это церковь, больше некому. Священники часто ощущают необходимость, так сказать, размять мышцы. Здесь оставаться, Лиа, небезопасно. Возможно, следует на некоторое время покинуть город.