Маскарад
Шрифт:
Она поняла, что не сможет сделать этого – не готова оказаться перед лицом реальности. Если бы она сбросила маску, то они вновь стали бы синьором Лореданом и донной Фоской, ожили бы воспоминания, их гнев обострился бы периодом мира, а прежние враждебные отношения никуда бы не исчезли. Нет, она не была готова прекратить игру. Пока…
Она отошла от него, погасила свечи, сбросила маску и в темноте пришла к нему в объятия. Он возбужденно целовал ее и взволновал так сильно, как муж никогда не смог бы. Испытываемое ими взаимное влечение являлось притворством, красивым обманом, слабым отблеском летнего вечера. Оно никогда не выдержало бы проверку правдой, резкого дневного света, воспоминаний и противоречий, которые они
Он прижал ее к себе и ощутил момент, когда она приняла решение не доверять ему. Алессандро глубоко вздохнул и решил ради нее продолжать жить под покровом маскарада, который он презирал. Сейчас он не испытывал гордыни. Он охотно распростерся бы перед ней и в слезах умолял ее о любви, если бы только верил, что завоюет ее. Но он не будет торопить ее. Он знал: если разрушит зыбкий мираж их счастья, она отвернется, и он навсегда потеряет ее.
– Итак, за городом мы не будем встречаться друг с другом, – разочарованно сказала Фоска. – Да, это было бы по-другому. Ведь Венеция обладает волшебством, которого нигде больше нет. Если бы мы встретились не в Венеции, то, возможно, совсем не понравились бы друг другу.
Он улыбнулся в темноте.
– Нет. Думаю, вы мне понравились бы даже в том случае, если бы мы каким-то образом перелетели на луну.
– Я в этом сомневаюсь, – рассмеялась Фоска. – На луне не оказалось бы никого из известных нам людей. Нам было бы не о чем сплетничать!
– Тогда бы мы круглые сутки напролет занимались любовью, – сказал Алессандро. – Неужели бы это наскучило?
– Звучит чудесно, – прошептала она ему на ухо. – Тогда возьмите меня на луну. Немедленно.
Сначала Алессандро ласкал мягко и нежно. Потом им будто овладел дьявол, и он набросился на Фоску грубо, неистово, вцепляясь ей в волосы, кусая шею, грудь, живот, удерживая ее руки над головой, утоляя свою страсть, пока не довел ее до обморока. Когда все было кончено, он, покачиваясь, вылез из постели и тяжело оперся на оконную раму. Она видела его силуэт на фоне освещенного луной неба.
Фоска подождала, пока внутренняя дрожь не отпустила ее.
– Что случилось? Я никогда прежде не видела вас таким. Вы злитесь на меня?
– На вас? Нет, конечно же, нет. На себя. Простите, если причинил вам боль.
– О нет, мне не было больно. Даже понравилось. Но почему вы злитесь на себя?
– За то, что я последний идиот, за то, что потерял время. Попусту растратил. Упустил падавшее мне в руки счастье. О, почему я принимал решения, подчиняясь разуму, а не сердцу? Впрочем, это было давным-давно…
У Алессандро сперло дыхание.
– Не сейчас, – продолжил он. – Вы овладели моим сердцем, и с тех пор как мы встретились, я потерял способность логически мыслить.
– До чего приятно слышать! – рассмеялась Фоска и раскрыла объятия, приглашая его к себе поцелуем.
Позже она лежала, положив голову ему на грудь. Она чувствовала его дыхание на волосах.
– Я пришел к выводу, – сказал он задумчиво, – что, вопреки распространенным утверждениям, большинство людей отнюдь не жертвы судьбы. Нет, на самом деле мы – жертвы своих собственных характеров. Мы создаем свои судьбы, выстраиваем наше счастье или страдания своими собственными поступками. Наши желания – результат выбора, который мы сами сделали или уклонились от него, результат действий, которые мы совершили или ушли от них. Я был холодным, властным, эгоистичным и честолюбивым человеком. Притом невыносимо одиноким. Я полагал, что смогу прожить без любви. Какой глупец! Потребовались годы, чтобы познать простые истины. А теперь я совершенно бесплатно делюсь с вами.
– Правда, – промолвила Фоска. – Я была своевольной, упрямой, настырной. Я не нравилась сама себе. Я не могла быть счастлива ни с кем другим, кроме себя. Однажды мне показалось это возможным. Но то, вероятно, был просто сон.
– А теперь
– Да, потому что я доставила вам наслаждение, – ответила она.
– Я не это имел в виду. Вы довольны собой, той женщиной, которой стали?
Она задумалась об этом впервые в жизни.
– Нет, – искренне ответила она. – Я так не считаю. Возможно, когда-нибудь так будет, но не сейчас. Вы поможете мне?
– Я не сумею, – ласково сказал он. – Есть вещи, до которых вы должны дойти сами, без помощи тех, кто любит вас.
– Вы сознались, что любите меня!
– А вы хоть на мгновение сомневались в этом? Я полюбил вас с той самой минуты, когда увидел.
– Но ведь тогда вы видели меня через маску, – сказала она, повернув голову для поцелуя.
Алессандро согласился.
– Да, я действительно увидел вас сквозь все ваши маски.
Чемоданы с фарфоровой и стеклянной посудой, одеждой, продовольствием, книгами, комплекты игр, музыкальные инструменты, льняное белье и предметы домашнего обихода были погружены на плоскодонные лодки и отправлены на материк. Оттуда все это добро на каретах и повозках доставили по пыльным деревенским дорогам на виллу Лореданов вблизи Виченцы. Даже Розальба Лоредан согласилась покинуть свою комнату во дворце в Венеции и поселилась на вилле в прекрасной комнате, выходящей окнами на широкие луга и реку Брента.
Вилла, спроектированная и возведенная в XVI веке под руководством великого архитектора Палладио, располагалась на просторной равнине на фоне невысоких гор, над медлительными водами Бренты. Белое, симметрично построенное здание, покрытое красной черепицей и окруженное колоннами и статуями, напоминало богато украшенный именинный торт. Вокруг виллы росли оливковые и цитрусовые деревья. В центре возвышалась огромная в два этажа ротонда. От нее отходили четыре равных по размеру крыла, точно указывающих на четыре стороны света. На половине высоты ротонды проходил балкон, на который открывались двери спальных комнат второго этажа. Комнаты были изящными и большими, хотя обставлены и менее богато, чем во дворце Лоредана в Венеции.
На открытом пространстве вокруг виллы располагались выложенные из кирпича широкие террасы, на которых гости могли закусывать, слушать музыку, исполняемую размещавшимся под ротондой оркестром, наслаждаться легким бризом, сладким благоуханием цветов и жужжанием насекомых.
Сады, окружающие виллу, разбили еще до того, как в моду вошло безумное увлечение подделываться под дикую природу. Поэтому они выглядели предельно ухоженными, были пересечены дорожками, обсаженными декоративным кустарником. Повсюду виднелись коротко подстриженные лужайки, витиеватые фонтаны, выбрасывающие в воздух струи высотой до пяти человеческих ростов. Виднелись оранжерея, теплица и лабиринт из самшитовых деревьев, которые выращивали долгие годы, прежде чем они достигли высоты в три человеческих роста.
Лабиринт был настолько сложным и запутанным, что садовникам и лакеям ежегодно приходилось выводить гостей из его извилистых поворотов, изгибов и тупиков. Кое-кто даже говорил, что летними вечерами можно было услышать жалобные стоны стародавних гостей, которые, безнадежно потерявшись в лабиринте, продолжали искать единственный выход из него.
Венецианские дворяне не очень-то любили устраивать развлечения в своих импозантных городских домах, предпочитая более близкую им по духу атмосферу кафе, салонов и ресторанов. Зато в летние месяцы их виллы были переполнены гостями, немало из которых проводили весь курортный сезон у своих хлебосольных хозяев. Здесь устраивались игры на лужайках, пикники на воде, скачки, балы, концерты, разыгрывались спектакли и шарады. Сюда власть инквизиторов и строгого Совета десяти не распространялась. Атмосфера свободы и тепло летних ночей весьма располагали к романтическим приключениям.