Массаж лезвием меча
Шрифт:
Но мой собеседник тоже не был подвержен этому греху. Подняв глаза к верхним полкам, прогнувшимся под никого не интересующей Большой советской энциклопедией, он коротко сказал:
– Ни к чему это вам.
– Откуда вам знать?
– У нас с вами слишком разная жизнь. Вам будет трудно понять.
– А ваши дети вас понимают?
– Это не мои дети. То есть… Ну неважно. Да, они понимают.
– Думаете, я глупее?
– Нет, что вы! – поспешно возразил он. – Дело не в уме. У вас его, по-моему, хватает. Но чтобы меня понять, нужно жить там, где живу я. Видеть то, что вижу я, а вам это не нужно.
– Вы
Он недоверчиво прищурился:
– Правда? Ну, если так, то это можно устроить. Если вы действительно хотите…
– Я действительно хочу.
– А почему?
Но я не успела ответить. В этот момент дверь магазина отлетела так, будто в нее угодил пушечный снаряд. Впечатавшись металлической ручкой в стену, она рванулась было назад, но та же уверенно шагающая по жизни нога опять дала ей пинка. Так, в два приема, наша бедная дверь впустила наконец того, чье появление пятнадцать лет назад вызывало кривую усмешку, за это время чудесным образом переродившуюся в радостную улыбку.
– Писа! – заорала я, мгновенно забыв о покупателе. – Писа Перуанец, неужели это ты?
– Я! – восторженно проорал в ответ Писа и, перевалившись чрез прилавок, с чувством расцеловал меня в обе щеки. – Лидуся, радость моя, я знал, что ты здесь.
– Писа, откуда ты взялся? Тебя не было тысячу лет. Ты побывал в Перу?
– К черту Перу! Лидуся, я ведь теперь москвич. У меня двухкомнатная в Сокольниках!
Было совершенно очевидно, что с этой наполеоновской победой Пису можно будет поздравить и через год, и через пять лет. Такая радость вечна, как солнце. По крайней мере, на одну человеческую жизнь ее хватает с избытком.
– А ты-то как? – Душевный в своем счастье расспрашивал Писа. – Замуж не вышла?
Только теперь я вспомнила о светловолосом пасечнике, но внушительное тело моего друга детства, подобно Архимедову, вытеснило странного пришельца, словно лишнюю материю. Вот только вопль: «Эврика!» был в данном случае неуместен.
– Не вышла, – призналась я, уже не чувствуя ликования. – И, похоже, не выйду.
– Шутишь? Такая девчонка, как ты, да не выйдет? – В его голосе зазвучали бодренькие нотки рекламного агента.
– Писа, залежалый товар плохо идет…
– Ну знаешь! – Писа не нашелся, что возразить.
– Ты надолго приехал?
Он с воодушевлением ухватился за брошенный мною канат.
– Я ж зачем приехал-то? У меня ж юбилей! Тридцатник. Тебе, поди, тоже скоро?
– Уже.
– Ну, неважно. Так я решил с родичами отметить, как в старые добрые времена. Соберу весь переулок, гулять будем!
Он сладко зажмурился.
– Денег-то хватит – весь переулок поить?
– Ох, Лидуся, не знаешь ты, о чем спрашиваешь… Я теперь богатый, – он ухмыльнулся, но тут же опустил глаза. – Чем занимаюсь, не скажу, и не спрашивай. Но деньги имеются, не бойся.
– Писа, мне-то чего боятся? Это с деньгами надо бояться, а мне зарплату и ту задерживают.
Писа тут же озаботился:
– Да ну? Задерживают? Крутят деньги, крутят. У вас муниципальный магазинчик? Откупили б, сами себе были бы хозяева.
– Уговорил, Писа. В следующем месяце откуплю.
– Правда? А деньги где возьмешь?
– Ты меня удивляешь,
– Правильно, – одобрил Писа. – Не говори другу того, что хочешь скрыть от врага.
– Ты стал мудрым, Писа.
В его крошечных глазках, ведущих с щеками трудную борьбу за выживание, юркой мухой метнулось подозрение. Под бумажными зелеными доспехами Писа был все также незащищен от насмешек, как пятнадцать лет назад. Я хорошо помнила тот день, когда их семейство переезжало в наш двор, и худенький, некрасивый мальчик метался между подъездом и грузовиком, боязливо поглядывая в нашу сторону. На нем были жалкие форменные штанишки и блеклая футболка с надписью «Peace» во всю грудь. Надень Писа в тот день другую майку, и он избежал бы своего постыдного прозвища. Но Писа не мог поступить иначе, ведь когда судьба решает пошутить, она очень не любит, чтобы ей мешали.
В мальчишестве Писа был, по мнению моего брата, дурак дураком. Но упорства, благодаря которому он, в конце концов, выдавил из туч, собравшихся над державой, золотой дождь, ему и тогда было не занимать. Был такой случай. Неподалеку от нашей окраины испокон веков находился маленький пруд. Вода в нем была не такой уж и чистой, но загаженная отбросами заводов речка привлекала нас еще меньше. Через несколько дней после своего переселения Писа возник на песчаном берегу, настороженно осмотрел тела у своих ног и незаметно, хотя все обратили на это внимание, пристроился с краешка. Никто не заговаривал с ним, но никто и не гнал, и это уже было маленькой победой.
Но Писа, предчувствуя свое славное будущее, не мог не покуситься на большой лавровый венок. Устав от неподвижности, наши мальчишки устроили самопальные соревнования по тройному прыжку. В качестве приза был выставлен плюшевый медвежонок, которого они отобрали у нашей, тогда еще маленькой, сестры. Медвежонок был непривлекательного размера и довольно старым не только на вид: он перешел к Тане через брата от меня. И было совершенно непонятно, почему Писа так возжелал этого бедолагу.
Он молча втерся в жидкие ряды соревнующихся, и в первый же прыжок вложил столько обиды на жизнь, что сантиметров на десять перелетел за дальнюю отметку на песке. Если Писа ждал хоть чего-то, похожего на одобрение, то его опять постигло разочарование: наши мальчики умели унизить, не поведя и бровью. Они просто не заметили достижения Писы и продолжали с гиканьем и ругательствами скакать по песку. Кое—кому из девочек даже стало жаль Пису, и мне в том числе, но все мы понимали, что он обречен. Рядом с нами, обхватив мосластые колени, сидел мой брат и, как мстительный кот, выразительно щурился на происходящее.
Мог ли Писа догадаться, что в тощем теле Аркадия бушевала энергия двукратного чемпиона области по тройному прыжку?!
Скакнув второй раз, Писа вновь переплюнул всех ребят, и некоторые уже стали вопросительно оглядываться на Аркадия. Мой брат не был заражен звездной болезнью. Не дожидаясь таинственных намеков и подмигивания, он крякнул, поднялся и неспеша направился к компании. Все они играли талантливо: никто и не дернулся уступить чемпиону дорогу или хотя бы злорадно хмыкнуть. Аркадий пристроился сзади, и, когда подошла его очередь, скромно прыгнул всего лишь на пять сантиметров дальше новичка. Тот взглянул на него с любопытством, но безмятежность победителя еще сияла на его узком челе.