Масштаб
Шрифт:
Он долго держался. Но, как и девушка из аквариума, все равно не нашел спасения.
Прижавшись к окулярам микроскопа, рискуя получить синяки вокруг глаз, Эльза по мельчайшим деталям читала судьбу: ярко-красная песчинка, приставшая к штанине, сама по себе ничего не значит, но в сочетании с фрагментами хвои дает совершенно определенную локацию. Пятно мазута. Характерные царапины на подошвах туфель – он бежал по бетонному покрытию, видимо, пересекал трассу, причем не где-нибудь, а на участке после ремонта, со свежей дорожной разметкой. Он грелся ночами, заворачиваясь в листья –
«Если в Ортленде узнают подробности, – подумала Эльза, – они нам не простят».
И еще ее мучила одна деталь – у кошки, настигнувшей беглеца, был колокольчик на шее.
– Вам заказная посылка, распишитесь о получении, пожалуйста…
Эльза терпеть не могла провокации на работе, но вероятность того, что они избавятся от улик, была слишком высока. Впрочем, они заранее могли все уничтожить – когда обнаружили, что игрушка сбежала.
– Одну минуту, я позову хозяйку… Ой, что вы делаете?!
Респектабельный дом в хорошем пригородном районе, неподалеку от реликтовой хвойной рощи. Лесополоса отделяет дом от скоростной трассы. Мелкий красный песок на дорожках. На автономной электростанции два дня назад случилась утечка мазута, но ремонтники справились за несколько часов.
– Вы полиция? Как вы можете вот так врываться?!
Владелица дома – в прошлом оперная дива, впрочем, дом ей достался от покойного мужа. Перепуганная девушка в синем халатике – вероятно, помощница по хозяйству.
– Вот ордер. Сохраняйте спокойствие.
Хозяйка уже стояла в проеме гостиной. По ее лицу Эльза поняла сразу, что здесь будет чистосердечное признание, и даже для виду никто не станет отпираться.
– Я не могу понять… У него все было, ему все нравилось, он был такой ласковый…
Ее домашнее платье было сшито как на сцену – плечи с пуфами, зауженный рукав, ряд перламутровых пуговиц. Стоячий воротник поддерживал белую пухлую шею. Отставная певица сидела у края стола, привычно не замечая вспышек камеры: эксперт фотографировал улики, рядами выставленные на столешнице.
Шелковая постель, чуть больше ладони, под балдахином, сшитым вручную. Фарфоровая посуда, тарелки размером с ноготь. Маленькая ванна за ширмой. Набор увеличительных стекол – чтобы наблюдать за купанием?!
– Ему все нравилось, – твердила женщина как заведенная. – Он никуда не хотел уходить. Полтора месяца он со мной, полтора месяца был счастлив…
…Гамак из тончайшей марли. Миниатюрный пруд с фонтаном, с берегами из глины и кварца. Шезлонг, устроенный из проволоки и носового платка. Зеркало из пудреницы, превращенное в трюмо. Чем дальше Эльза смотрела на все эти свидетельства заботы, тем сильнее ее тошнило, и она боялась, что не сдержится.
Медицинский стетоскоп казался чужеродным предметом в этом наборе… если не знать, как тихо и тонко звучат голоса людей из Ортленда.
– Вы понимаете, в чем вас обвиняют? – Эльза вытерла холодный пот со лба.
– Нет, –
– Вы удерживали человека против его воли. Вы участвовали в торговле людьми. Вы ведь его купили?
Два месяца назад, вступив в наследство после мужа, певица в одночасье продала пакет ценных бумаг и совершила крупный платеж – по документам выходило, что на благотворительность. Но документы оказались фальшивыми.
– Я не купила. – Она смотрела перед собой помутившимися глазами. – Я сделала взнос. Мне позвонили из благотворительного фонда, объяснили ситуацию…
– Что объяснили?!
– Что ему нужен дом, что кто-то должен о нем заботиться… Любить…
Эльза мысленно сосчитала до десяти и потом в обратном порядке. Ее собеседница не была сумасшедшей, во всяком случае не в медицинском смысле слова. Она «витала в облаках», выстраивая картину мира по своему усмотрению.
– И вы поверили анонимному звонку?
– Я всегда распознаю мошенников. – В голосе певицы скользнула металлическая нотка. – Это не был анонимный звонок, я же говорю, что звонили из фонда «Жизнь в ладони»…
Ни фонда с таким названием, ни номера телефона, записанного певицей в бумажной записной книжке, никогда не существовало в природе.
– Как он попал к вам в дом? – Эльза не сдавалась. – Почта, курьер?
– Мне оставили корзину на крыльце. – Певица покачнулась на месте как тяжелый маятник. – И он там спал внутри на шелковой подушке. Будто в легендах, знаете. Когда подбрасывают детей.
– Он не ребенок… Вы знаете его имя?
– Я зову его Макс.
– По документам – как было его имя?!
– Его привезли… без документов. «Макс» было вышито на шелковой подушке.
– Он никогда не говорил, что хочет связаться с посольством, хочет вернуться на родину?
– Он… что-то такое пищал поначалу, но он тогда был не вполне здоров. Сонный, плохо соображал. Потом успокоился, пришел в себя, привык. Ему нравилось… Я пела для него.
– Вы… что?!
У кошки был колокольчик на шее, но человек из Ортленда не мог услышать его. Он оглох, потерял слух в доме певицы; Эльза сжала кулаки, начиная отсчет от ста – в обратном порядке. Она должна держать себя в руках. Слишком многое сейчас решается.
– Я ему пела лучшие арии, – сказала певица, и ее взгляд сладко затуманился. – Только для него…
– Вы не видели, что ему плохо, что он затыкает уши, теряет сознание?
Певица взглянула так, будто Эльза говорила по-птичьи.
– Вы что, вообще на него не смотрели во время… «концерта»?!
Певица мигнула, будто очнувшись. Вдруг прояснившимися глазами посмотрела на Эльзу:
– Где он сейчас? Вы сказали, «было его имя»? Где он сейчас?!
До официальной помолвки оставалось две недели, но мама на радостях собрала вечеринку в честь будущей невестки. Сервиза на двадцать четыре персоны оказалось мало, пришлось распечатывать еще один, до сих пор хранившийся в коробке на чердаке. Эльза провела с гостями двадцать минут, выпила бокал шампанского и, сославшись на срочный вызов, ушла из дома.