Массовая культура 08.05.2008
Шрифт:
В шоу-индустрии, конечно, тоже люди, но даже то уважаемое обстоятельство, что все они суть великие труженики, пахари (а это так), стахановцы репетиций и ударники гастрольных галер, люди со сломанным здоровьем, противоречивой личной жизнью и трагической, в общем-то, участью, не должно служить оправданием Делу, Которому Они Служат. Женщина, которая в здравом уме и твердой памяти поет «Мой мармеладный, я не права», не должна рассчитывать на снисхождение публики. Мужчина, ничтоже сумняшеся рифмующий кровь с любовью, - тоже.
Конечно, попса - это тренажер короткого действия. Не великая доблесть - презирать Петросяна, «бороться с пошлостью - пошлейшее занятье» (В. Павлова), да и само издевательство над попсой - одно из самых попсовых занятий. Но почему бы не защищаться от врага его же оружием?
Второе достоинство попсы - ее исключительная
Читать желтые новости не придется - они, как упоминалось выше, приходят сами.
И, конечно, есть третий способ, для особо тяжелых случаев, когда остается только борьба. Способ жестокий.
Надо символически приватизировать попсу, маркировать ее родительской печатью - и внедрять, внедрять, внедрять.
Чтобы дети не травили нас подрейтузным искусством, мы должны травить их, пока они не запросят пощады.
Пусть кружит музыка, музыка, музыка, никогда не устанет кружить.
Пусть изо всех носителей звучат божественные голоса Кати Лель и Стаса Пьехи, Ирины Дубцовой и Бори Моисеева, Сливок и Стрелок, Аллы Борисовны и Евгения Вагановича.
Пусть глянцы лежат в туалете и на кухонном столе. Десять страниц на ночь в обязательном порядке, десять страниц с утра, письменный отчет прилагается.
И по тому Донцовой в день, никак не менее.
До слез: чтобы мутило тебя, тошнило, выворачивало.
Чтобы тебя наконец-то вырвало мармеладом, мармеладный мой.
Все они нищие
Живьем петь вредно и дорого
Максим Семеляк
Бари Алибасов. Фото Игорь Мухин
Худрук советской рок-группы «Интеграл», создатель первого в стране бойз-бэнда «На-на», мыслитель, острослов и либертен Бари Алибасов объясняет, куда катится местная поп-музыка.
– Вы не помните, откуда вообще взялось само слово «попса»? В какой момент оно появилось?
– По-моему, в самом начале девяностых годов. Это, скорее всего, было спровоцировано засильем «Ласкового мая». Тогда вообще наблюдалось жесткое противостояние - рокеры и попсовики. Особенно когда появилась программа «Взгляд» и вместе с ней на поверхность выплыло огромное количество так называемых рок-групп. Собственно, ничего пренебрежительного в слове «попса» поначалу не было - просто деление жанров.
– А до этого не было никакого специального жаргонного обозначения поп-музыки?
– В советское время это называлось «вокально-инструментальный жанр». И «Интеграл», кстати, был единственной рок-группой. Я тут недавно наткнулся в интернете на дискуссию между эмигрантами по поводу Советского Союза - они там ностальгируют и говорят, что вот-де рок, конечно, запрещали, но не было никаких официальных документов. Как это, позвольте, не было? Был, например, официальный приказ, запрещающий петь под фонограмму, запрещающий иметь более двадцати процентов собственных произведений в программе, а собственные песни были запрещены, если ты не член Союза композиторов. Потом был приказ с вполне конкретным перечислением зарубежных и российских коллективов, запрещенных для так называемого массового использования, - Deep Purple, Led Zeppelin и какие-то российские коллективы, в том числе и «Интеграл». Но в Министерстве культуры, как, наверное, и сейчас, один отдел не знал, что делает другой. Не может быть такого, что у коллектива есть гастрольное удостоверение, подписанное и выдаваемое Министерством культуры, кроме того,исполнитель аттестован как профессиональный артист, а выступать ему нельзя.
– А аттестат - это был пожизненный пропуск на сцену?
– Нет, аттестат давался на пять лет, и каждые пять лет происходила переаттестация. И вот Министерство культуры выдает документ, дающий право на гастроли, а идеологический отдел ЦК КПСС запрещает.
– Постойте, а как же «Не бойся, я с тобой!», там же «Интеграл», насколько я помню, вовсю звучит?
– А кино - это была другая организация. И в кино мы снимались, в той же «Звезде и смерти Хоакина Мурьеты» на музыку Леши Рыбникова. Но с кино тоже были свои проблемы. Когда «Мелодия» выпускала песни Полада Бюль-Бюль-оглы к «Не бойся, я с тобой!» (а в фильме очень много музыки исполнял «Интеграл»), там поставили условие - либо мы не ставим имя «Интеграл» на пластинке, либо эти песни вообще не входят. Мне позвонил Полад, объяснил ситуацию, я сказал: «Да не проблема, естественно, пусть выходят, кому надо - тот узнает».
– Конец восьмидесятых все-таки больше ассоциируется не с поп-музыкой, а с русским роком. У вас с ним какие отношения были?
– «Интеграл» был настолько не похож на вокально-инструментальные ансамбли, что даже чиновники Министерства культуры не знали, куда его засунуть. Поэтому в разделе «рок-музыка» в Советском Союзе официально числился один коллектив - «Интеграл», больше никого там не было. Причем аттестация происходила раз в пять лет, а тарификация - раз в год. И в одной тарификации мы числились как ВИА, а в следующей - уже как рок-группа, ну и так далее. Вообще, конечно, жанровая принадлежность в те годы определялась очень точно и значила многое. Надо отдать должное советской музыковедческой школе и музыкальной критике - это были профессионалы, в отличие от современных. Сейчас умеют только перечислять имена и названия, и кто какой звукозаписывающей компании принадлежит, и все это подается с невиданным пиететом, а в суть и глубину никто не может вникнуть. Я за последние сорок четыре года прочитал, может быть, три внятные статьи про музыку. Это естественно - образование-то уничтожено напрочь. Идеологи и теоретики марксизма-ленинизма, по меньшей мере, были профессионалы.
Что до рокеров, то у нас были совершенно разные мотивации в момент, когда мы так или иначе прикасались к музыкальным инструментам. Тогда бытовала теория, что лучше играть для себя в кочегарке, но настоящую музыку. На самом деле, когда хлынул вместе с перестройкой весь этот поток, и повалили через вышеупомянутую программу «Взгляд» эти подпольные коллективы, меня они откровенно раздражали. Во-первых, своей политичностью, а во-вторых, полной беспомощностью в музыкальном отношении. Как музыканты они были очень плохие. А как актуальные политологи - тем более. В те времена газеты были более откровенны, оперативны, адекватны, и самое главное - более вразумительны в оценках, чем эти песни. Мы ждем перемен! Ну и ждите - каких перемен? В какую сторону? Собственно, группа «Кино» раскрутилась благодаря Сереже Соловьеву и его «Ассе». Когда впервые увидели, как можно реагировать на рок-группу - ну как же, весь советский народ вверх руки задирает. Контровой свет - и на этом фоне лес рук. Такой реакции раньше на концертах просто не разрешалось, были же специальные разнарядки - свист запрещается, крики. И я не очень любил всю эту публику, хотя в то время был очень сильно политизирован.
– В чем выражалась политизированность?
– Ну, например, дважды стоял в кольце от Зеленограда до Белорусского вокзала за Ельцина. Меня больше занимала актуальная политика, чем не первой свежести установки этих рок-музыкантов. События менялись куда радикальнее, чем эти их песни. Советский Союз исчез за три дня, а они все еще поют об этом. И по сегодняшний день наши музыканты оставляют желать лучшего.
– Почему, по-вашему, так происходит?
– Это естественно, если нет среды, в которой формируется понимание инструментальной культуры. Я вот полуглухой, потому что до сегодняшнего дня в инструментальном ансамбле у нас отсутствует культура аккомпанемента. По сей день считается, что чем громче играет музыкант, тем он круче, профессиональнее. Виртуоз. У меня до драки доходило дело с музыкантами! Я однажды Юрину, гитаристу «На-на», просто разбил башку стойкой. А у меня с репетиции запрещалось уходить, ну он пошел, купил каску хоккейную, ну и в каске играл на репетиции. Потому что ну невозможно с ним. Я предпочитаю музыку, а он предпочитает только соло-гитару. И у него была такая педаль, и я вкрутил туда винтик, чтобы он эту педаль не нажимал до конца. Представляешь, уровень! А нам же приходилось много общаться с американскими музыкантами - там совершенно другое отношение к звуку.