Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений
Шрифт:
моей редакцией 149 Однако по двум причинам мы не будем рассматривать доверие. Первая причина в том, что смешивать альтруизм с культурой, скорее всего, неправильно, если мы отделяем мораль от этики. (Мораль говорит о том, что должен делать каждый ради всеобщего блага, например проявлять альтруизм, тогда как этика — о том, что пристало делать благоразумному человеку, если он стремится к собственному благу.) В недавних работах, посвященных влиянию экономической культуры, альтруизм, похоже, почти не рассматривается. Главная причина, по которой мы в нашем рассуждении опускаем доверие, состоит в следующем: нет никакой уверенности в том, что экономическому динамизму помог бы (или, наоборот, помешал бы) больший альтруизм, как, впрочем, и в том, что альтруизм встречается только в странах с современным капитализмом, но не в корпоративистских государствах (или наоборот). Поэтому лучше в нашем исследовании обойти вопрос об альтруизме стороной.
Французский бизнесмен Филипп Бургиньон, чья профессиональная жизнь в равной мере поделена между Америкой и Европой, считал, что
Другой комментатор обнаружил глубокий разрыв между словарем ценностей, с помощью которого описывается деловая жизнь в странах Западной Европы, и нормативными понятиями, используемыми в Америке, Канаде, Британии и Ирландии. Журналистское расследование Стефана Тейла показало, что во Франции и Германии частное предпринимательство и рыночные результаты рассматриваются сквозь совершенно иные этические линзы:
В трехтомной книге по истории, используемой в средней школе Франции, «Истории XX века» <...> капитализм постоянно описывается как нечто «жестокое» и «дикое». «Стартапы», как говорится в учебнике, — это «смелые начинания» с «плохо определенными перспективами». В немецких средних школах <...> прививается похожее мировоззрение, сосредоточенное на внедрении корпоративистских и коллективистских традиций. Почти все подается сквозь призму трудовых конфликтов <...> между капиталом и трудом, работодателем и наемным работником, начальником и рабочим <...> Начальники и владельцы компаний предстают в карикатурном виде как бездельники, дымящие сигарами плутократы, которые нередко ассоциируются с детским трудом, интернет-мошенничеством, пагубной страстью к сотовым телефонам, алкоголизмом и незаслуженными увольнениями. Таким образом, европейцы, скорее всего, видят мир сквозь левоцентристскую и социал-демократическую оптику. Удивление вызывает сила и глубина этих искажений, прививаемых в европейских школах 151.
Расследование Тейла указывает на то, что линзы, сквозь которые люди смотрят на свой мир, в разных странах существенно различаются — больше, чем сами миры. Также он говорит о том, что подобные различия проистекают из заметной разницы в ценностях людей или же в приоритетах общих ценностей, таких как безопасность или надежность, о которых говорит и Бургиньон.
Всемирное исследование ценностей, на которое мы уже ссылались в этой книге, собрало значительные массивы данных, полученных в опросах по ценностям, проводившихся по всему миру. Эти опросы показывают, что между странами существуют значительные различия в значимости едва ли не каждой ценности, то есть рецепта, установки или мировоззрения. Статистический анализ индивидуальных ответов на вопросы о ценностях показывает, что различия между странами едва ли могут быть связаны со случайными вариациями, которые вытекают из случайной подборки индивидов, обладающих некими уникальными чертами; эти различия оказываются куда более значительными, чем можно было бы предположить, основываясь на наблюдаемых различиях. Можно ожидать, что, судя по этим опросам, в относительно современных капиталистических экономиках одни ценности будут гораздо сильнее, чем в корпоративистских экономиках, тогда как другие — заметно слабее.
Главный тезис нашей книги состоит в том, что некоторые ценности играют определенную роль в высокой экономической эффективности, достигаемой страной, и этот тезис до сего момента оставался гипотезой, нуждающейся в подтверждении. Одни из этих ценностей затрагивают способность и желание придумывать новые идеи, развивать эти идеи в новые продукты и испытывать эти новые продукты. Другие могут касаться экономических условий, поддерживающих коммерческие перспективы инновации или ограничивающих их. Таким образом, можно предположить, что многие ценности Запада, связанные с современным капитализмом или корпоративизмом, влияют на удовлетворенность трудом. Они могут влиять на удовлетворенность трудом либо прямо — воздействуя на стимулы и задачи, обнаруживаемые в рабочем процессе, либо косвенно — открывая возможности для новых институтов, которые способствовали повышению уровня сложности экономики и связанных с нею вознаграждений. Теперь пришло время сопоставить эту гипотезу с имеющимися данными опросов.
В исследовательской программе Колумбийского центра «Капитализм и общество» исследовалось влияние западной культуры решения проблем, любопытства, экспериментирования, исследования, новаций и изменений на экономическую эффективность, то есть в конечном счете на удовлетворенность трудом. Первые результаты были представлены в докладе, прочитанном в 2006 году на конференции в Венеции, посвященной некоторым болезненным проблемам экономик западноевропейских стран19. Доклад позволил ввести в контекст обсуждения ценности экономической культуры. Из данных WVS было отобрано девять видов отношения к работе для изучения их возможного влияния на экономическую эффективность. Некоторые из этих ценностей в одном или нескольких отношениях были значимо связаны с высокой экономической эффективностью. То, как респонденты в той или иной стране оценивали «интересность работы» (c020
По-видимому, гипотетическое влияние различных культурных элементов в общем и целом подтверждается. Также представляется, что успешные ценности, выявленные WVS,— это ценности современного капитализма; иными словами, это ценности, которых странам, подозреваемым в корпоративизме, то есть Франции, Италии, Голландии, Бельгии и т. д., не хватает, если сравнивать с их обычными конкурентами — Америкой, Канадой и Британией, а также с небольшими морскими государствами — Данией, Ирландией и Исландией. Однако в указанном докладе не рассматривалось влияние на тот индикатор эффективности, который наиболее важен для данной главы, а именно на удовлетворенность трудом. Можно было бы вернуться к этим данным, чтобы проверить, что установки, которые, как выяснилось, значительно влияют на общепринятые показатели экономической эффективности, то есть на долю работающих, относительную производительность и безработицу, также в значительной степени сказываются и на удовлетворенности трудом. Впрочем, результаты не вызывают сомнений. И здесь нам интереснее более структурированный подход.
История, изложенная в этой книге, подсказывает другой способ проверки важности экономической культуры для удовлетворенности трудом (и — шире — для экономической удовлетворенности в целом). Эта история рассказывает о современной этике, то есть о стремлении к самовыражению через воображение и креативность, а также о современной морали, то есть праве индивидов заниматься этим самовыражением без ограничений, накладываемых традиционализмом — обязательствами по отношению к семье, сообществу, стране и религии. «Всемирная история. Часть II» полна этих переменчивых битв между модернизмом и традиционализмом, то есть великой и бесконечной борьбы, которая не прекращается на Западе с начала XIX века и по сей день. Там, где модернизму удавалось одержать победу и где традиционализм терял территории, смогла развиться современная экономика, а общество достигало процветания,— например, в Британии и Америке. Несмотря на некоторые отличия в ситуации во Франции с ее братством и равенством, а также в Германии, где важной силой оставался традиционализм (и социализм), эти страны также смогли создать относительно современные экономики. Однако в результате возрождения традиционализма почти во всех странах Европы в XX веке экономики этих стран выбыли из современной части спектра.
Если эта история верна, более впечатляющее и более массовое процветание, а потому и более высокий уровень средней удовлетворенности трудом должны обнаружиться в обществе, где сильны культурные ценности модернизма. И хотя некоторые элементы традиционализма могут в определенных случаях оказаться полезными, не стоит удивляться, если удовлетворенность трудом выше там, где ценности традиционализма слабы.
В докладе 2012 года Райко Божилова и автора этой книги проверяется гипотеза о том, насколько модернистские ценности той или иной страны способствуют средней удовлетворенности трудом. В каждой исследуемой стране измеряется привязанность к определенным ценностям, которые, как удалось выяснить WVS, являются признаком модернистской культуры или, напротив, ее нехватки152. Количественные оценки были получены на основе ответов на следующие вопросы, предполагающие положительный или отрицательный ответ («да» или «нет»): «Считаете ли вы, что правильно больше платить более производительным работникам?» (c059); «Считаете ли вы, что управление фирмами должно находиться под контролем собственников?» (co60); «Согласны ли вы с тем, что конкуренция — это благо?» (e039). Также задавались вопросы, требующие оценки по 10-балльной шкале: «Следует ли проявлять осторожность по отношению к серьезным переменам в жизни?» (e045); «Обеспокоены ли вы новыми идеями? Считаете ли вы, что идеи, которые прошли испытание временем, обычно лучше, или же новые идеи иногда заслуживают развития и проверки?» (e046); «Беспокоят ли вас сложности, с которыми могут быть сопряжены перемены, или же вы приветствуете возможности, обещающие какие-либо изменения?» (e047). Подсчитывая ответы в той или иной стране на эти вопросы, мы получаем среднюю силу соответствующей ценности в ней. Вычислив среднее значение шести этих количественных оценок, мы получаем индекс модернизма.
Индекс традиционализма вычисляется примерно так же. Были отобраны вопросы, которые должны выявить сильную озабоченность обязательствами по отношению к семье и общине, то есть озабоченность настолько сильную, что экономические процессы, которые способны отвлечь детей от семей и общины, вряд ли будут приветствоваться. Некоторые традиционные ценности фиксируются четырьмя вопросами WVS: «Думаете ли вы, что помощь другим важна в жизни?» (a007); «Считаете ли вы, что дети должны уважать и любить своих родителей?» (a025); «Считаете ли вы, что родители отвечают за своих детей?» (a026); «Считаете ли вы, что бескорыстие — это важное качество, которое должно быть у ваших детей?» (a041). Мы не хотим здесь внушить мысль, будто инновациям сильно поможет наличие экономических акторов, которые отвратительно относятся к своим родителям или соседям, мы лишь говорим, что инновации могут задохнуться в силу фиксации на семье и сообществе, исключающей все индивидуальное.