Мастер и Маргарита. Все варианты и редакции
Шрифт:
Минут через тридцать после первой «молнии» пришла вторая. Содержание ее было еще страннее:
«Молнируйте Масловскому что я действительно Лиходеев брошенный Воландом Владикавказ Задержите Воланда Лиходеев».
В течение минуты и Римский, и Варенуха, касаясь друг друга лбами, перечитывали телеграмму.
— Ты же с ним утром разговаривал по телефону, — недоуменно сказал лысый Варенуха.
— Какие глупости — разговаривал, не разговаривал! — рассердился нервный Римский, — не может он быть во Владикавказе! Это смешно!
— Он пьян! — сообразил Варенуха, а может, это трактир «Владикавказ»? Он из Москвы...
—
— Телеграмма-то из Владикавказа? — спросил Римский.
— Ничего я не знаю. Не мое дело, — ответила женщина и удалилась ворча. Римский уставился сквозь очки в «молнию». Как ни прерывал его каждую минуту Варенуха восклицаниями, что все это глупо, отмахнуться от телеграммы никак нельзя было, и именно благодаря слову «Воланд». Откуда же, спрашивается, владикавказскому самозванцу известно имя иностранца? Но с другой стороны, человек, который в час дня был в Москве, ни в каком аэроплане, ни при каких условиях к трем дня во Владикавказе быть не может. С третьей стороны, зачем же, хотя бы и такой неожиданный человек, как Степа, которого не раз Римский мысленно ругал «балбесом», сорвется в служебный день с места и ринется из Москвы вон? С ума можно сойти!
«За-дер-жи-те Воланда, — бормотал, мычал Варенуха. — Зачем? Мистификация». Решили ничего не молнировать в ответ.
Через тридцать минут появилась та же самая женщина, и Римский, и Варенуха даже с мест не поднялись. Она вынула темный листок.
— Интересненько... — шепнул Варенуха. На фотографической бумаге отчетливо чернели писаные строчки. Тут Варенуха без чинов навалился на плечо Римскому. Оба жадно бегали глазами по строчкам.
«Вот доказательство мой почерк Немедленно молнируйте подтверждение моей личности Немедленно обследуйте мою квартиру Примите все меры наблюдения за Воландом и задержания в случае попытки выехать из Москвы Лиходеев».
Варенуха был известен в Москве как опытнейший театральный администратор, видавший всякие виды, и кроме того, смышленый человек. Но тут Варенуха почувствовал, что ум его застилается пеленою, и он ничего не придумал, кроме житейской нелепой фразы:
— Этого не может быть...
Римский поступил не так. Он поднялся с места, резко крикнул в дверь: «Никого!» — и тотчас запер дверь кабинета на ключ. Затем, сразу постарев лет на пять и нахмурившись, достал из письменного стола пачку документов и извлек из них все те, на которых были резолюции и подписи Лиходеева. Он тщательно сличал букву за буквой. Извлек три залихватских подписи на ведомостях и одну на чеке. Варенуха, навалившись, жарко дышал в щеку Римскому.
— Без сомнения, почерк Лиходеева, — наконец выговорил Римский очень хмуро. Варенуха проделал все знаки изумления, которые свойственны людям. То есть по кабинету прошелся, руки вздымал, как распятый, плечи вздергивал, восклицал: «Не понимаю!»
Задача Римского была трудна. Нужно было тут же, сейчас же обыкновенные объяснения представить для совершенно необыкновенного события. И Римский сделал все, что в силах человеческих. Он сверился по справочнику и узнал, что от Москвы до Владикавказа... километров. Злобно от напряжения усмехнувшись, Римский представил себе Степу в ночной сорочке, торопливо влезающего в самый-самый, делающий, скажем, триста километров в час аэроплан,
Мелькнула дикая мысль, что, может, не Степа говорил в час дня по телефону с Садовой. Отпала. Степин голос был слишком хорошо известен Римскому. Затем всякая надежда построить логическое здание рухнула. В голове у финансового директора остались только черепки. Штампы на телеграммах фальшивые? Нет, подлинные. В носках, среди бела дня, во Владикавказе? Смешно. Трактир. Пьяные шутки?
В дверь снаружи стучали, ручку дергали. Слышно было, как курьерша кричала: «Нельзя!» Варенуха, воспаленными глазами глядя в справочник, тоже рявкнул: «Нельзя! Заседание!»
Когда за дверью стихло, Варенуха захлопнул толстую книгу и молвил:
— Не может он быть во Владикавказе. — Он поглядывал на Римского и увидел в своем патроне перемену.
Колючие глаза Римского в знакомой всем роговой оправе утратили как будто бы эту колючесть, и в них появилась темная печаль и очень большая тревога.
— Не может он быть во Владикавказе, — повторил Варенуха.
Помолчали.
— Да, он не может быть во Владикавказе, — отозвался Римский, и даже, как показалось Варенухе, изменившимся голосом, — но тем не менее это писано из Владикавказа.
— Так что же это такое?! — вопросил Варенуха.
— Это непонятное дело, — очень серьезно ответил Римский, — и дело это надо выяснить. — Помолчав, еще добавил: — Но лучше всего, это вторая часть.
— О Воланде?
— Да, о Воланде, — ответил Римский. За спиной его висела афиша. На зеленом фоне ясно виднелась эта фамилия. Афиша сулила..........
Двое взрослых и очень деловых людей должны были ответить на дикие телеграммы. Это было им неприятно, но тем не менее отвечать нужно было.
Римский взял трубку телефона и сказал:
— Междугородная? Дайте сверхсрочный разговор с Владикавказом.
«Умно», — подумал Варенуха.
— А, черт, — сказал Римский, вешая трубку.
— Что?
— Испорчен телефон во Владикавказе.
Римский позвонил на телеграф и, щурясь, продиктовал:
— Примите «молнию». «Владикавказ Помощнику Масловскому Ответ фотограмму 803 Двенадцать дня сегодня Лиходеев был Москве От двух до четырех он неизвестно где Почерк безусловно подтверждаю Меры наблюдения за указанным фотограмме артистом принимаю Римский».
«Умно», — подумал Варенуха, — тут же додумал: «Глупо! Ведь его не может быть во Владикавказе!»
Но Римский показал, что он еще умнее, чем о нем думали. Именно: обе телеграммы и фотограмму он тщательно запаковал в конверт, конверт заклеил, протянул его Варенухе и сказал значительно:
— Свези, Василий Васильевич, немедленно. Пусть они разбирают.
«Умно», — в третий раз подумал Варенуха и принял пакет.
— Звони на квартиру.
Варенуха взял трубку, и ему посчастливилось.