Мастер и Маргарита
Шрифт:
Этот, казалось бы, простенький вопрос почему-то расстроил сидящего, так что он даже изменился в лице. Кося в тревоге глазами, он пробормотал невнятно, что председателя нету.
— Он на квартире у себя? — спросил Поплавский. — У меня срочнейшее дело.
Сидящий ответил опять-таки очень несвязно, но все-таки можно было догадаться, что председателя на квартире нету.
— А когда он будет?
Сидящий ничего не ответил на это и с какой-то тоской поглядел в окно.
«Ага!..» — сказал сам себе умный Поплавский и осведомился о секретаре.
Странный человек за столом даже побагровел
«Ага!..» — сказал себе Поплавский. — Но кто-нибудь же есть в правлении?
— Я, — слабым голосом отозвался человек.
— Видите ли, — внушительно заговорил Поплавский, — я являюсь единственным наследником покойного Берлиоза, моего племянника, погибшего, как вам известно, на Патриарших, и я обязан, согласно закону, принять наследство, заключающееся в нашей квартире № 50…
— Не в курсе я, товарищ… — тоскливо перебил человек.
— Но, позвольте, — звучным голосом сказал Поплавский, — вы член правления и обязаны…
И тут в комнату вошел какой-то гражданин. При виде вошедшего, сидящий за столом побледнел.
— Член правления Пятнажко? — спросил у сидящего вошедший.
— Я, — чуть слышно ответил тот.
Вошедший что-то пошептал сидящему, и тот, совершенно расстроенный, поднялся со стула, и через несколько секунд Поплавский остался один в пустой комнате правления.
«Эх, какое осложнение! И нужно ж было, чтоб их всех сразу…» — с досадой думал Поплавский, пересекая асфальтовый двор и спеша в квартиру № 50.
Лишь только экономист-плановик позвонил, дверь открыли, и. Максимилиан Андреевич вошел в полутемную переднюю. Удивило его несколько то обстоятельство, что непонятно было, кто ему открыл: в передней никого не было, кроме громаднейшего черного кота, сидящего на стуле.
Максимилиан Андреевич покашлял, потопал ногами, и тогда дверь кабинета открылась и в переднюю вошел Коровьев. Максимилиан Андреевич поклонился ему вежливо, но с достоинством, и сказал:
— Моя фамилия Поплавский… Я являюсь дядей…
Но не успел он договорить, как Коровьев выхватил из кармана грязный платок, уткнулся в него носом и заплакал.
— …покойного Берлиоза…
— Как же, как же! — перебил Коровьев, отнимая платок от лица. — Я как только глянул на вас, догадался, что это вы! — Тут он затрясся от слез и начал вскрикивать: — Горе-то, а? Ведь это что же такое делается, а?
— Трамваем задавило? — шепотом спросил Поплавский.
— Начисто! — крикнул Коровьев, и слезы побежали у него из-под пенсне потоками. — Начисто! Я был свидетелем. Верите — раз — голова прочь! Правая нога — хрусть, пополам! Левая — хрусть, пополам! Вот до чего эти трамваи доводят! — И будучи, видимо, не в силах сдержать себя, Коровьев клюнул носом в стену рядом с зеркалом и стал содрогаться в рыданиях.
Дядя Берлиоза был искренне поражен поведением неизвестного. «Вот, говорят, не бывает в наш век сердечных людей!» — подумал он, чувствуя, что у него самого начинают чесаться глаза. Однако в то же время неприятное облачко набежало на его душу, и тут же мелькнула змейкой мысль о том, что не прописался ли этот сердечный человек уже в квартире покойного, ибо и такие примеры
— Простите, вы были другом моего покойного Миши? — спросил он, утирая рукавом левый сухой глаз, а правым изучая потрясаемого печалью Коровьева. Но тот до того разрыдался, что ничего нельзя было понять, кроме повторяющихся слов «хрусть и пополам!» Нарыдавшись вдоволь, Коровьев отлепился наконец от стенки и вымолвил:
— Нет, не могу больше! Пойду приму триста капель эфирной валерьянки… — и, повернув к Поплавскому совершенно заплаканное лицо, добавил: — Вот они, трамваи-то!
— Я извиняюсь, вы мне дали телеграмму? — спросил Максимилиан Андреевич, мучительно думая о том, кто бы мог быть этот удивительный плакса.
— Он, — ответил Коровьев и указал пальцем на кота.
Поплавский вытаращил глаза, полагая, что ослышался.
— Нет, не в силах, нет мочи, — шмыгая носом, продолжал Коровьев, — как вспомню: колесо по ноге… одно колесо пудов десять весит… Хрусть!.. Пойду лягу в постель, забудусь сном. — И тут он исчез из передней.
Кот же шевельнулся, спрыгнул со стула, стал на задние лапы, подбоченился, раскрыл пасть и сказал:
— Ну, я дал телеграмму. Дальше что?
У Максимилиана Андреевича сразу закружилась голова, руки и ноги отнялись, он уронил чемодан и сел на стул напротив кота.
— Я, кажется, русским языком спрашиваю, — сурово сказал кот, — дальше что?
Но Поплавский не дал никакого ответа.
— Паспорт! — рявкнул кот и протянул пухлую лапу.
Ничего не соображая и ничего не видя кроме двух искр, горящих в кошачьих глазах, Поплавский выхватил из кармана паспорт, как кинжал. Кот снял с подзеркального стола очки в толстой черной оправе, надел их на морду, от чего сделался еще внушительнее, и вынул из прыгающей руки Поплавского паспорт.
«Вот интересно, упаду я в обморок или нет?..» — подумал Поплавский. Издалека доносились всхлипывания Коровьева, вся передняя наполнилась запахом эфира, валерьянки и еще какой-то тошной мерзости.
— Каким отделением выдан документ? — спросил кот, всматриваясь в страницу. Ответа не последовало.
— Четыреста двенадцатым, — сам себе сказал кот, водя лапой по паспорту, который он держал вверх ногами. — Ну да, конечно! Мне это отделение известно, там кому попало выдают паспорта. А я б, например, не выдал такому, как вы! Нипочем не выдал бы! Глянул бы только раз в лицо и моментально отказал бы! — Кот до того рассердился, что швырнул паспорт на пол. — Ваше присутствие на похоронах отменяется, — продолжал кот официальным голосом. — Потрудитесь уехать к месту жительства. — И рявкнул в дверь: — Азазелло!
На его зов в переднюю выбежал маленький, прихрамывающий, обтянутый черным трико, с ножом, засунутым за кожаный пояс, рыжий, с желтым клыком, с бельмом на левом глазу.
Поплавский почувствовал, что ему не хватает воздуху, поднялся со стула и попятился, держась за сердце.
— Азазелло, проводи! — приказал кот и вышел из передней.
— Поплавский, — тихо прогнусил вошедший, — надеюсь, уже все понятно?
— Поплавский кивнул головой.
— Возвращайся немедленно в Киев, — продолжал Азазелло. — Сиди там тише воды, ниже травы и ни о каких квартирах в Москве не мечтай. Ясно?