Мастер иллюзий

Демченко Антон Витальевич

— Военное положение. — Пожал плечами Барн. — В Крыму плеснуло нежитью, вот вояки и взяли всю полноту власти в двух соседних воеводствах… или в трёх? Нет, Подольское, по-моему, подняли, чтоб мамалыжники дуром не попёрли.

— Военное положение? Нежить? — Я опешил.

— Ну да. — Небрежно кивнул он. — Неупокои поднялись, чуть ли не по всему полуострову разом. Говорят, без подмоги не обошлось. Вот и лютуют теперь «особняки», вылавливая возможных диверсантов.

— Дела-а. — Я почесал затылок пятернёй. Как-то читая исторические работы, я не предполагал, что подобные методы войны могут существовать и сейчас. Точнее, я вообще не воспринимал возможность поднятия умертвий,

как реальность. И это несмотря на то, что сам уже год практикую то, что в моём прошлом мире, иначе как магией и не назвали бы. Но вот подишь ты!

Следующие полтора часа я потратил на то, чтобы вытянуть из своего невольного соседа максимум информации о творящемся за стенами полицейского управления. Мимоходом спросил и о причинах его попадания в лапы «особняков», на что Барн только рукой махнул.

— Работа, будь она неладна. Приехал с ревизией в здешнее отделение нашей с товарищем конторы… так меня чуть ли не на станции и приняли. Проверка документов, то да сё… увидели слободзейскую приписку, тут же взяли под белы рученьки, и сюда законопатили. — Сосед вздохнул, но тут же растянул губы в улыбке. — Ну да ничего, товарищу я отзвониться успел, а уж он своим младшим хвосты накрутит. Сегодня же вытащат.

— Младшим? — Не понял я.

— Ну да. Он сам из фамильных, вот младшей ветви здешнее отделение в управление и отдал. — С готовностью объяснил Барн. — Родня, она, всяко надёжнее наёмных приказчиков.

— Так здесь, вроде бы фамильные не… — Начал было я, но Барн фыркнул, перебивая.

— Не совсем так. Именитых здесь, и в самом деле нет. Не приживаются они среди казаков. А вот младших, не наследующих имя, в Области куда больше, чем можно подумать. И то, здесь им привольно, никто не дёргает, как жить не указывает… слышал, небось, присловье о том, что с Дону выдачи нет? То-то и оно. Если какая семья здесь осела и в реестры вписалась, то у старших родовичей власти над ними уже никакой нет. С другой стороны, поддерживать связь с фамилией никто не мешает, если, конечно, мозгов у старших хватает, простить подобную выходку. Вот у моего товарища — хватило. Так теперь верней Беленьких у него людей нет. Они и дело держат в порядке, и на «утруске-усушке» не обманывают.

— Беленькие? — Удивился я. — А… Ярослав Беленький, им не родственник?

— Ярик? — Пришла очередь удивляться моему новому знакомцу. — Племянник моего товарища, двоюродный. А ты его откуда знаешь?

— Так он мой однокашник. — Ответил я. — В одной гимназии, на одном цикле учимся.

— Погоди-погоди. А это не ты ли помог ему с Людмилой помириться? — Прищурился мой сосед.

— Со Жданой. — Поправил я.

— Ну да, точно. Жданой. — Кивнул он. — Старший Беленький рассказывал, да вот имя Ярославовой зазнобы у меня из головы вылетело. Ха. Дела-а… вот не знаешь, где и с кем судьба сведёт! — Протянул Барн. — Подожди, так если ты местный, что ж до сих пор здесь сидишь? Родители, опекуны где?

— Попечители. — Скривился я. — Да только, в отличие от вас, я со своими связаться не успел. Меня как настоящего преступника брали, со стрельбой и транквилизаторами. Очухался уже в этой камере и, естественно, без зеркома. А просьбу предоставить возможность переговорить с попечителями, допрашивавший меня офицер просто пропустил мимо ушей.

— Чёрт знает что. — Хмуро произнёс Барн и, чуть подумав, резко кивнул. — Вот что. Не знаю, как оно дальше сложится, но если меня выпустят первым, я постараюсь переговорить с твоими… как их?

— Бийские.

— Вот. С Бийскими этими самыми. Так что диктуй номер. — Снова кивнул сосед. — А если они тебя не вытащат, то постараюсь

помочь сам. Я, конечно, не фамильный, но кое-какой вес имею и хороших знакомых у меня много.

— Спасибо, Ольгерд Свенельдич. — Искренне поблагодарил я Барна.

— Да ну брось. У здешних «особняков» явно крыша поехала. Удумали тоже, детей в камеры бросать, совсем со своими заговорами да диверсантами ополоумели! — Закипятился мой собеседник, но продолжить тираду ему не дал грохот откинувшейся заслонки в окошке двери.

— Завтрак. Подходи по одному. — Рявкнул в коридоре грубый голос.

Барн оказался прав. Мы едва успели поесть, когда за ним пришли… и я вновь оказался один в камере. Ради интереса осторожно проследил потоком внимания за шествующим по коридорам новым знакомцем, «посмотрел» как он здоровается с «освободившими» его людьми и… вернувшись сознанием обратно в камеру, бездумно уставился на противоположную стену.

Время тянулось каплей мёда по стеклу, и от скуки спасала лишь медитация, из которой меня безжалостно выдернули перед самым обедом. От пощёчины я успел уклониться, а вот от удара дубинкой по плечу, не сумел.

— Встать. Лицом к стене. Руки за спину. — Отпрянувший от меня, конвоир застыл у двери, настороженно следя за тем, как я поднимаюсь с пола. Щёлкнули наручники и меня вновь погнали уже знакомым маршрутом. Опять эта тягомотина?!

К моему удивлению, капитан-«дознаватель» не стал на этот раз подвешивать меня на карабине. Вместо этого, он положил на стол свой зерком и, активировав прибор, пустил по громкой связи короткую запись.

— Ерофей, это Барн. — Разнёсся по комнате знакомый голос. — Бийских я не нашёл, их зеркомы не отвечают. Но ты не отчаивайся, Ярослав, узнав, с кем я сидел в одной камере, замолвил за тебя слово перед дядюшкой, да и я просил помочь. Вытащим тебя в скором времени.

Крышка зеркома хлопнула, и офицер уставился на меня.

— На вашем месте, господин Хаба-аров… — Мою фамилию капитан протянул, явно демонстрируя неверие, — я бы не надеялся на обещание уважаемого Ольгерда Свенельдича. Слово Ростопчиных, конечно, значит немало, но даже они не всесильны. Уведите.

Последнее было адресовано не мне, а конвоирам. И те поспешили исполнить приказ начальства, так что уже через несколько минут я вновь был в «своей» камере.

До вечера меня не трогали, и всё это время я посвятил «прогулкам» по зданию в виде потоков внимания. Но на этот раз, я не стал разбрасываться силами, и делал всё по уму. Зато, к вечеру я досконально знал расположение почти всех помещений и… дислокацию личного состава в них. Системы наблюдения и контроля тоже не остались без моего внимания. В общем, к полуночи я был готов настолько, насколько это вообще возможно в моём положении.

А тут, как раз и время очередного допроса подошло…

Оказавшись наедине с капитаном, я не стал терять время зря. Телекинез отшвырнул «дознавателя» на стену и основательно придавил его, не давая шевельнуть и пальцем. Ещё одно усилие и карабин раскрылся, позволяя снять с него цепочку наручников. Правда, для этого пришлось чуть подпрыгнуть… три раза. О возможном видеонаблюдении я не волновался, поскольку единственная камера в допросной была отключена, в чём я имел возможность не раз убедиться во время своих «прогулок» по зданию, и подтвердить это наблюдение уже находясь в допросной. Шестигранный ключ от наручников и оградника нашёлся в кармане зло вращающего глазами капитана… а вот это нехорошо. Ночь на дворе, спать давно пора. Одно касание лба ладонью, в стиле деда Богдана, и мой «дознаватель» обмяк. А теперь, короткая мародёрка и… бегом отсюда.