Мастер-класс
Шрифт:
Лада Семеновна Исупова
Мастер-класс
Читателю, случайно зацепившемуся взглядом за эту книгу, или вместо предисловия
Вас утомили инопланетяне, вампиры и надуманные страсти? Тогда вы на правильном пути – эта книга для вас.
Вам надоели привычные будни и хочется заглянуть в совсем другую жизнь? Тогда идите за мной, и увидите, что рядом с вами, на каждом шагу, сотни параллельных миров, о которых вы даже не подозревали, и каждая вселенная огромна, самодостаточна и живет по своим законам. Я познакомлю вас с одним из этих миров, не только фантастика обещает неизведанное.
Вы любите танец и вечерами, вместе с каблуками сбросив заботы дня, достаете балетки, джазовки, испанские, какие угодно мягкие туфли и спешите в зал, где все так не похоже на то, что было с утра, и все дышит иной страстью – танго? фламенко? сальса? балет? Или ваше тело не желает больше никакой обуви – модерн? контактная импровизация? – и душа начинает рассказывать о себе иным языком, минуя слова? Тогда не выпускайте эту книгу из рук – мы с вами говорим на одном языке.
Вы вообще ничего не понимаете ни в танце, ни в музыке, и не нужен вам весь этот джаз? Смелее, не бойтесь, я обещаю, что не скажу ни одного заумного
Вы – концертмейстер балета? Моя книга для вас и о вас, коллега. О нашей непростой профессии, балансирующей между двумя безднами – Музыкой и Танцем, и соединяющей их.
Вы преподаете танец? Что ж, вам будет интересно взглянуть на себя со стороны и, возможно, мое имя – всего лишь псевдоним вашего концертмейстера, который молча смотрит на вас изо дня в день? Или хотите посмотреть на мастер-классы именитых танцоров? Я с радостью поделюсь своей коллекцией – это мало с чем сравнимое удовольствие – работать с интересным педагогом. Имена я меняю, названия известных компаний – чаще тоже, но вы поймете, что к чему.
Эта книга для всех, кому нравится сценическое искусство, но хотелось бы также побывать в репетиционном зале и посмотреть на процесс изнутри.
Кто бы ты ни был, мой читатель, смело иди за мной, я постараюсь не разочаровать.
Аукцион
Это было сногсшибательное мероприятие, которое устраивала местная балетная школа, – аукцион в пользу заведения. Пригласили всех действительных и потенциальных спонсоров, родителей и состоятельных людей города. Готовились серьезно. Силами школы и привлеченных родственников: ужин, программа, джазовое трио, лоты – произведения, так сказать, искусства, все очень старались, денег вбухали немерено. Меня ангажировали играть два номера танцующим девочкам.
Приехала, поздоровалась, послонялась. Вечер в разгаре.
Сцены нет – один огромный зал, в торце освобождено место для выступлений, играет бэнд: саксофон, гитара и ударник. Пойду, думаю, погляжу на свой инструмент, примерюсь. Неделю до этого о нем шли долгие переговоры – заказывали синтезатор. Конферансье (он же организатор, он же чей-то папа, в миру завкафедры какой-то древнющей литературы) – живописный мужчина лет пятидесяти пяти, в костюме и длинном шелковом шарфе от колена до колена. Поговорили, показал лежащий на полу синтезатор. Я начала расстраиваться: клавиши не натурального размера, чуть-чуть меньше – если играть на автомате, то рука берет привычный аккорд, а он не там… Конферансье поизвинялся, ну какой с него теперь спрос? Ладно. Сказал, что сейчас что-то там подсчитывают, а потом, под фанфары, и будет наш выход.
Стали устанавливать синтезатор. Подставка плохая, неустойчивая, буквой X, на уровне чуть выше моего колена. Это ладно, поднимут (блажен кто верует). Принесли стул, постучали по клавише, и вроде всё, начали уходить. Как? Подхожу:
– Простите, а педаль есть?
Конферансье долгим страдающим взглядом посмотрел на меня.
– Есть. Но я ее дома забыл.
– Как?!
– К сожалению.
– Ох, но это единственное, что я просила, – размер клавиш и педаль! Клавиши – маленькие, ладно, но педаль?!
– Пожалуйста, умоляю, без педали тоже хорошо!
Рядом слонялся с бокалом мужчина из совета директоров, от скуки заинтересовавшись нашим диалогом, подошел:
– У вас проблемы?
Одновременно:
– Да!
– Нет!
– Это ужасно: педали – нет, клавиши маленькие!
– Нет, не маленькие!
– Нет, маленькие!
– Нет, не маленькие!
Прибилось еще человек пять, обрадовавшись, что есть чем заняться. Все когда-то на чем-то играли, и началась развлекательная дискуссия на тему «маленькие – не маленькие». Я побежала искать директрису, жаловаться: клавиши маленькие, педали нет, как играть? Она всплеснула руками:
– Что, совсем нельзя играть?
– Играть можно (памятуя Григоровича [1] ) – слушать нельзя. А главное – как танцевать под это? Это же детский инструмент, еще неизвестно, какая у него громкость на такой громадный зал.
– Он не детский, – подскочил конферансье, – это «Ямаха», профессиональная модель, как просили. Пойдемте, прошу вас, все будет хорошо.
Все вокруг начали уговаривать, что без педали – хорошо, а размер клавиш – может, и плохо, но расположение-то такое же, а это главное, и зря я расстраиваюсь.Возвращаемся к спорщикам. Увидев меня, они поспешили оповестить:
– Мы решили, что клавиши нормальные.
– Я рада.
Страдальчески оглядываю синтезатор. Мужчина из совета директоров с радостной готовностью:
– Что теперь не так?
– О, господи! А где подставка для нот?!
Конферансье умоляюще:
– Вы не запрашивали подставку для нот!
– Но я не думала, что ее нет, она мне нужна!
Мужчина из совета:
– Зачем?
– А как в ноты смотреть?!
– Играйте наизусть.
– Я не знаю наизусть! Мне нужна подставка!
– Ну вы придира!
– Нет, не придира, я на все уже согласна, но как я буду смотреть в ноты?!
– Я могу держать их.
Прекращаю заламывать руки и впериваюсь в него. Он молча кивает.
– Давайте сюда ваши ноты.
Даю распечатанные листочки.
– Где держать?
Показываю пальцем. Медленно, с достоинством обходит синтезатор и встает в указанном месте. Зрелище не для слабонервных.
– Все нормально. Я еще буду переворачивать вам листы.
– Могу себе представить.
Обрадованный конферансье начинает бурно благодарить, расстраивать его не хватает духу. Обреченно напоминаю, что пианинку надо бы приподнять.
– Конечно, это пара секунд, сейчас!
И начинается возня с синтезатором. Стою рядом, смотрю по сторонам, идти мне, собственно, некуда. Копошение у подставки затягивается, но не придаю этому значения. Потом чувствую, все затихло, смотрят на меня. Поворачиваюсь, точно: один лукаво, другой страдальчески, взъерошенная прядь упала на лоб.
– Что?!
– Послушайте… а что, на такой высоте совсем нельзя играть?
– Что? Вы что, издеваетесь надо мной?! А на чем мне сидеть?! Нет, это невозможно! Это невозможно! А почему нельзя подставку поднять?!
– Тут заело, нужны плоскогубцы, оно не отворачивается.
Какая-то женщина с виноградом заметила:
– А переверните подставку на попа. Будет выше.
– Гениально, спасибо, ура!
Переворачивают. Стою мрачно, как Станиславский, уже не верю ни во что. Получилось горкой: правая сторона выше, чем левая.
– И что это? Как играть?!
– Это ерунда, это почти не видно! Попробуйте, пожалуйста, попробуйте!
Чтобы не выглядело, будто я капризничаю, прошлась по беззвучным клавишам.
– Нет,
– Мы перевернем наоборот, под левую, – с надрывной готовностью предложил конферансье.
– Да какая разница?!
– А давайте подложим ей что-нибудь под правые ножки стула, тогда правая рука будет на нужной высоте, – пошутил советник.
Конферансье с обожанием посмотрел на него.
Нет, всё, мое терпение лопнуло, я повертела головой в поисках директрисы и только собралась к ней рвануть, как конферансье цепко схватил меня за локоть:
– Я вас очень прошу, очень прошу! Сыграйте, пожалуйста, я не смогу пережить, если подведу столько народу! Все так ждали, девочки так готовились, это ужасно, это ужасно, и я один во всем виноват! Я готов сделать что угодно, ну давайте, я буду держать левую сторону синтезатора, чтобы было ровно?
Моя гневная решительность была сбита, я уставилась на него. Понятное дело, отказать ему язык не поворачивается, но играть, когда один – ноты держит, другой пианинку на весу… это как-то за пределами, все-таки не варьете. Они, почувствовав, что я сдаю оборону, стали говорить больше и разом, я перестала понимать.
– Нет, – начала я растерянно, – это невозможно. Вы будете качаться и шевелиться, я буду путаться.
– Мы не будем даже дышать!
– Но представляете, как это будет смотреться со стороны?
– Я скажу очень проникновенную речь, очень, вот увидите! Публика будет в полном восторге, это я обещаю! У нас нет выхода – девочки должны станцевать!
Совсем расстроившись, я отошла от них подальше (вдруг еще чего выкинут), отправилась искать директрису. Она давала последние напутствия девочкам, они были уже одеты, точнее, конечно, раздеты – одним словом, готовы к выходу. Стоят, как всегда, хихикают, волнуются, мерзнут. Стоим с ними, болтаем, ждем команды и вдруг видим: бежит к нам конферансье. В таких случаях обычно говорят: лица на нем не было. Но у него было лицо – у него было страшное лицо! Я сжалась: господи, что еще? Там больше нечему случаться! Максимально вжалась в стену, чтобы дать ему без помех промчаться мимо, но случилось худшее: он бежал ко мне.
– Это катастрофа! Нет адаптера!!!
Я не знала, что такое адаптер, поэтому его отсутствие меня не огорчило:
– Ничего, не расстраивайтесь.
Он, сбиваясь, объяснил, что без него система вообще не работает. Никак. Я в душе вздохнула с облегчением и пошла искать директрису. По пути наткнулась на вездесущего советника, сказала, что все, нет адаптера.
– Послушайте, – ответил он, – вы уже согласились играть без стольких этих штук, а сейчас опять уперлись! Сыграйте, а? Я так понял, что вы можете играть и без всего этого.
Пришлось объяснять, что я уже согласилась играть и без адаптера тоже, но теперь проблемы у конферансье.Началось нервное совещание. Варианты были: послать за адаптером и ждать или отменять выступление. Я предложила сгонять домой за дисками с балетной музыкой, по дороге я бы подобрала подходящий вариант. Но директриса, подумав, отказалась:
– Видишь ли, мы единственная компания в округе, которая работает только под живую музыку, и здесь все наши спонсоры, которых мы убеждаем, что это необходимо. Я специально готовила так, чтобы номер был не под запись, мне необходимо сегодня – под пианиста. Ты можешь ждать?
– Подожду, конечно.
Конферансье сказал короткую блестящую речь, и публика прокричала в ответ:
– Конечно, подождем!Началось ожидание.
Музыканты заиграли, кто танцевал, кто слонялся, конферансье периодически развлекал публику, как мог.
Минут через двадцать он подошел ко мне и поделился терзающей его тайной: он не был уверен, что адаптер дома (куда рванула жена). Он не помнит, видел ли его вообще.
Так…
– Тогда давайте скорее скажем директрисе об этом, нужно же как-то подготовиться, если что?!
– Нет! Еще есть надежда, возможно, это я просто нервничаю.
Ничего себе! Теперь нервничать стали вместе.Послонявшись еще минут десять, подхожу:
– Какие новости, вы звонили жене?
– Да! Она забыла свой мобильный здесь, вот он.
Подходит несчастная директриса:
– Сколько еще ждать? Публика расходится, девочки мерзнут.
Конферансье разразился стенаниями и извинениями. И тут мне приходит гениальная идея:
– А давайте попросим музыкантов сыграть нам?! Они ж импровизаторы, они все могут!
– А они согласятся?
– А куда им деваться? Это будет феерически! Все недостатки спишутся на экспромт, родители будут счастливы, публика в восторге, трогательность момента добавит остроты, а потом все только об этом и будут говорить!
Мы плотоядно посмотрели на музыкантов и стали брать их в кольцо.
Директриса нанесла первый удар:
– Помогите, спасите, выручите, наша жизнь в ваших руках!
Они растерялись. Директриса добила:
– Девочки замерзают на цементном полу, публика ждет, нужно сыграть, иначе отсюда никто не уйдет.
– Но у нас нет опыта играния балета, – испуганно произнес честный ударник.
– С завтрашнего дня можете вписать в свое резюме, что есть! – выхожу на арену я. – Это очень просто, я сейчас все объясню.
Директриса ободряюще мне кивает и отступает назад, но далеко конвоиры не отходят. На всякий случай. Хотя, надо заметить, музыканты и не предпринимали попыток к бегству, они оказались гораздо сговорчивее меня. И я скороговоркой начала курс молодого бойца:
– Играть нужно две вещи. Первая – медленная, сладкая, романтическая, четыре четверти.
– Напойте, – сосредоточенно сказал саксофонист, прижевываясь к саксофону, – я попробую запомнить.
– Не надо, играйте свое, что привыкли, главное, чтобы было красиво, без напряга.
– Все равно спойте, мы возьмем ваш ритм.
Запела искомое па-де-де из «Дон Кихота». Через пару тактов осенило – ритмический рисунок там один в один – «Love Me Tender» от Элвиса Пресли. Забавно.
Они оттолкнулись от этого и начали шепотком импровизировать. Выходило просто отлично.
– Главное, держите квадрат.
Саксофонист, не отрываясь от инструмента, показал локтем на ударника:
– Пусть он держит.
Как он?! Я чуть было не ляпнула, что почему бы всем не подержать квадрат для верности?! Но промолчала: кто их знает, может, у них специфика такая? Ладно, буду сама считать.
– Долго так играть?
– Четыре квадрата, а потом повтор.
– Как повтор? – вздрогнули двое и перестали играть (я же забыла, что они импровизаторы!).
– Не надо повтора! Играйте как хотите, я махну, когда хватит.
– Хорошо.
– Отлично, а теперь вторая вещь: три четверти, в таком-то темпе, как бы подпрыгивая, с затактом и буйно.
Саксофонист недоверчиво поднял бровь, а ударник, напротив, обрадовался:
– Так пойдет?
И заиграл.
Раз: слабая доля.
Два: сильная доля.
Три: своей металлической кисточкой мазанул по поверхности.
Далее по кругу. Я растерялась:
– Нет, не так! Первая доля должна быть сильной, а остальные – слабые.
– Что, всегда? – ужаснулся он.
– Всегда.
– Какой кошмар.
Они начинают тихонько примеряться, звучит забавно, интересно, но необъяснимо-нелогично, пытаюсь представить танец с большими прыжками, но нет, не выпрыгивается. Прошу облегчить вторую долю или вовсе убрать. Плохо на меня посмотрели, но делают!
– Ну что, нормально?
– Отлично.
– Знаешь, – осенило вдруг гитариста, – а давай ты будешь петь? Будет то, что надо.
– Нет! Я не буду петь! В балете не поют, у вас все здорово! Я слов не знаю! – И, не дав им опомниться, сбежала говорить, что все готово.