Мастер меча
Шрифт:
Го-Ширакава сидел на обитом плотной тканью сиденье и, пренебрегая правилами траура, хмуро жевал сладкие пирожки с бобами. Он был доволен, что освободился от Кийомори, но знал, что на этом повороте политической обстановки неверное решение или неправильный выбор союзника могут стоить ему трона и головы. Однако император-отшельник играл в эту игру уже много лет. Он был твердо намерен играть и дальше – и побеждать.
Золотой феникс императорского паланкина толчками продвигался вперед и наконец замер на берегу реки Камо, где должна была пройти похоронная процессия. Храм Кийомицу располагался неподалеку, немного южнее поместья
Возница Хироми ценой больших усилий и крика сумел вкатить карету в первый ряд. Имперские стражники очистили от зевак ровную площадку перед мостом, так что двое друзей могли прекрасно наблюдать происходящее. Они находились на южной стороне площади, напротив императорских носилок.
Похоронное шествие соответствовало званию Первого министра. Первым шел служитель в черной одежде, отделанной по краям красным, с медвежьей шкурой на плечах и в деревянной маске причудливой формы с четырьмя золотыми монетами вместо глаз. В правой руке он держал копье, а в левой щит и потрясал им, отгоняя злых духов.
Следом за ним двигались двумя рядами сто монахов в белых одеждах. Они несли трехметровые пирамиды из цветов. За ними брели другие монахи с флагами, на которых пестрели надписи, прославлявшие добродетели Кийомори, и изречения из его любимых сутр.
Имперское управление церемоний определило, сколько музыкантов полагается на похоронах лицам всех рангов. Кийомори, как Первому министру, был назначен оркестр из ста сорока барабанов, двухсот десяти флейт различных видов, четырех гонгов и четырех цимбалов. Музыканты вели медленную печальную мелодию, соответствовавшую торжественности события.
Квадратный гроб был поставлен на запряженный волами громоздкий катафалк, который следовал за музыкантами и неуклюже замирал через каждые десять шагов, когда священники, монахи, участники похорон и музыканты делали остановку, чтобы отдохнуть.
За гробом шел главный плакальщик в рваной домотканой одежде и обшитых холстом соломенных сандалиях. Он волочил ноги и качался из стороны в сторону, показывая, как сильно горюет о смерти своего господина.
За главным плакальщиком другой служитель нес памятные таблички с надписями в честь покойного. Он вел за собой родственников и друзей Кийомори, которые шли медленно, подчеркнуто вытирая слезы рукавами своих белых одежд.
По правилам шествие должны были завершать слуги и свита из Рокухары с пирогами для бедных, но на этот раз в похоронах участвовала еще одна группа: шествие замыкала особая охрана.
Молодые стражники шли молча, с каменными лицами, глядя прямо перед собой. На свои красные одежды они надели белые верхние, из уважения к умершему владыке.
Этот кортеж длиной в три четверти километра медленно, останавливаясь через каждые несколько секунд, подвигался вперед под бой барабанов и завывающее причитание флейт. Мелкий дождь поливал участников и заглушал музыку.
Вол Хироми недовольно засопел, отступая назад, когда имперские солдаты заставили карету подвинуться, чтобы освободить место для похоронного шествия. Кареты стояли стеной, почти вплотную, и солдаты оттаскивали задние экипажи, чтобы освободить место передним.
Возникла суматоха: в одном месте волы, которые от страха плохо видели, куда ступают, поскользнулись,
К полудню голова вымокшей процессии достигла главного проспекта столицы и повернула к воротам Расемон. Кремация должна была произойти в болотистых полях к югу от города, где Кийомори завещал похоронить его кости.
Мимо места, где находился Йоши, прошли слуги, несшие угощение для нищих. После этого кареты задних рядов стали отъезжать. Снова возник беспорядок: кареты смяли ряды паланкинов, носильщики попадали в грязь, вываливая седоков на мокрую землю.
Друзья уже приказали вознице разворачиваться назад, когда Йоши увидел, что от похоронной процессии отделился десяток людей, закутанных в белые плащи, под которыми мелькали красные полосы. Вид фигур указывал, что под одеждой их находятся боевые доспехи. Эти одетые в белое стражники не смотрели в сторону Йоши, но он узнал среди них того, кто прошлой ночью заставил его повернуть прочь от ворот храма. Мастер боя не хотел обнажать оружие. Собственная гибель его не беспокоила: он готов был принять смерть. Но жизнь Хироми – другое дело: ученый не должен расплачиваться за чужие ошибки. С ужасающей силой Йоши почувствовал приближение беды. Хироми не был ни в чем виноват, а невиновные, кажется, постоянно платили за его грехи.
– Хироми, выходи из кареты! – быстро проговорил он. – Бери возницу, иди на Шестую улицу и жди меня там.
– Я хочу остаться с тобой.
– Это невозможно! Красные стражники Кийомори окружают нас. Им нужен я. Если ты останешься, они тебя не помилуют. Уходи!
– Нет! Тебе будет нужна моя помощь.
– Пожалуйста, не надо, Хироми. Ты мой единственный друг в Киото, я не хочу потерять тебя. Ты не сможешь мне помочь. Ты будешь только помехой и заплатишь за это жизнью. Ты им не нужен. Уходи, и сейчас же!
– Нет! Я отвечаю за тебя. Я помогу тебе!
– Ты вооружен?
– Нет.
– Так не будь дураком.
Сказав это, Йоши открыл дверь кареты и бесцеремонно вытолкнул Хироми наружу.
Маленький советник качнулся и упал в грязь. Его плащ запутался в постромках. Хироми пришел в ярость. На его лице отразилась смесь гнева, удивления и боли. Обычно задумчивое и добродушное, лицо ученого выказало замешательство, он что-то кричал, быстро и бессвязно.
– Бери возницу и уходи! – приказал Йоши. Возница, поняв смысл его слов, спрыгнул с козел и исчез в толчее толпы.
Йоши увидел, что предводитель охранников подходит к нему. Его подручные скрылись среди экипажей: их нигде не было видно.
Хироми стоял возле кареты, пытаясь очистить мокрую грязь со своей одежды. Дождь стекал по его лицу, смешиваясь со слезами гнева и обиды.
– Тадамори-но-Йоши! – объявил молодой стражник, сбрасывая белый наряд. – Я Огури-но-Рокубей, мне семнадцать лет. Мой отец сражался рядом с князем Тайра Кийомори, подавляя мятеж Хоген, и завоевал славу для себя и нашей семьи. Я безгранично верен моему господину, живому или мертвому. И потому я официально вызываю вас на поединок, чтобы выполнить мою клятву и принести вашу голову на могилу моего господина.