Мастер нового времени

Балашова Виктория Викторовна

– Хорошее шам… хороший, говорю, у вас лимонад!

– «Вдова Клико», – тихонько прошелестела Настенька.

В этот момент Кучерявый понял, что нагло пьет за счет товарищей по несчастью, а ведь денег у него нет. Гонорар из газеты переведут только в начале следующего месяца, а денег, которые у него остались, не хватит даже на глоток пресловутой «Вдовы». Надо сказать, поэт не знал, сколько стоит бутылка элитного шампанского, но догадывался, что очень дорого.

– Простите, господа, – несколько заискивающе проблеял Кучерявый, проклиная себя за раболепие, и ни к месту вспомнив про Кису Воробьянинова, чуть не сказал: «Подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной думы», но вовремя сдержался, – у меня средств нет с вами расплатиться.

Видите ли, мое здесь пребывание оплачивает редакция, а доход мой, мягко говоря, не велик. Спасибо за ваше гостеприимство, – Кучерявому продолжало быть противно слушать самого себя, – но впредь мне придется просить графин с наполнением, входящим в официальное меню санатория.

На минуту за столом установилась тишина: новые друзья поэта переваривали услышанное. Первой спохватилась Настенька.

– Что вы, Арнольд! Не думайте отказываться! Вы – представитель вымирающего класса русской интеллигенции. Вы пишите стихи и начинаете роман. Это ли не наша обязанность, святой долг – поддержать вас, чем можем! – У барышни горели глаза, она была полна энтузиазма помочь русской литературе в лице Кучерявого, а он, в очередной раз, подумал, что она как-то не тянет на болезную депрессией.

– Ну-у-у, – протянул Депп, – батенька, вы удивили! Настенька безусловно права! Конечно, мы с вас не возьмем ни копейки, пусть бы вы и предлагали. У меня богатые родители, они постоянно пополняют мой счет. У Настеньки муж, хоть последняя сволочь, но денежек ей дает, дабы она здесь получше лечилась и на волю не рвалась. Да, по большому счету, он тратит ее собственные средства. У Ханны Казимировны тоже свои капиталы – она вообще ни от кого не зависит. Расслабьтесь, мой друг, пейте спокойно. Старайтесь днем не усердствовать, чтобы не дышать парами спирта в лицо медперсоналу, и не шататься слишком сильно.

– Опять же, вам роман писать, – вступила Ханна Казимировна, – поставьте себе норму в день, чтобы успеть к сроку. Днем пейте в меру, а вечером, исписав нужное количество страниц, спокойно пользуйтесь нашим баром.

Кучерявый едва не заплакал и, видимо от нахлынувших чувств, перестал икать. Он высморкался в салфетку, пригладил всклокоченные волосы и решился предложить тост.

– Друзья, давайте, на посошок. Сделаем еще по глоточку, потому что не могу не предложить поднять бокалы за вас, за людей, поддерживающих русское искусство от всего своего широкого сердца! Не все, поверьте, так тонки душой, – Кучерявый вспомнил чиновников от литературы из писательского союза и совсем было растрогался, но тут Депп разлил напитки по стаканам. Не чокаясь, они кивнули с пониманием друг другу, и от широкого сердца и тонкой души бодро выпили.

Бармен забрал графины со стола, официанты собрали тарелки. В столовую вошла Ангелина Федоровна и обратилась к постояльцам элитного санатория:

– Господа, прошу всех на время тихого часа пройти в свои комнаты. А вас, Арнольд Христофорович, попрошу любезно со мной.

Кучерявый вздрогнул: чего это ему с ней.

– Идите, Арни, – шепнула Настенька, – наверное, вам дадут распорядок вашего дня. Не бойтесь.

Воодушевленный словами милой барышни, поэт решительно шагнул навстречу Ангелине Федоровне. Он почувствовал, как его шатнуло. Пивал Кучерявый и побольше, но видимо, сказалось нервное напряжение, а также коньяк в смесях с дорогим шампанским, к которому организм поэта привычки не имел никакой.

– С вами все в порядке? – спросила администраторша.

– Да, ничего страшного, – Кучерявый собрал остатки сил и попытался сохранить душевное спокойствие и телесное равновесие. – Эмоции обуревают. Незнакомая обстановка. Не пил, опять-таки, со вчерашнего. Абсинеция, наверное, на почве отказа.

– Абстиненция, – поправила его Ангелина Федоровна, – это бывает. Не волнуйтесь. Вот ваше расписание на сегодня. Олег Евгеньевич решил дать вам полноценный отдых: только сон, прогулки и полезное питание. Завтра с утра, на пустой желудок сдадите анализы. После завтрака

будете писать. Два часа. И час после дневного сна. Мы сверились – это самое продуктивное время для творчества. У нас Ханна Казимировна рисует и во время прогулок: мольберт с собой носит. Если вас это сильно не перенапряжет, можете тоже с собой на прогулки брать блокнотик с ручкой. Посмотрим, не многовато ли это. Но Олег Евгеньевич сверился с вашим договором с издательством. За год вы должны написать определенного объема роман, поэтому он поделил объем на количество дней в году и выделил ежедневно соответствующее количество часов на творчество. В первую неделю посмотрим, как вы будете справляться с заданной нормой. Если плохо, придется просить вашу редакцию продлить пребывание в санатории, так как увеличить часы, нанеся непоправимый урон вашему здоровью, мы не имеем никого права! Вашему здоровью и так нанесен достаточный урон! – заключила Ангелина Федоровна сурово. – Сейчас идите поспать. Дойдете? Помните, где ваша комната?

Кучерявый кивнул. В полузабытье он побрел к лестнице, с ужасом представляя, как будет выдавать норму. Знавал поэт таких писателей… писателишек, писунов, графоманов от литературы, которые были способны ежедневно выдавать на-гора энное количество букв. Но он! Поэт! Человек вдохновения, порыва! Добравшись до второго этажа, Кучерявый обернулся. За ним шли все его соседи по столу.

– Плохо дело? – участливо спросил Депп, поравнявшись с новым другом.

– Плохо! – всхлипнул поэт. – Они мне тут норму прописали! Я должен каждый день писать в определенное время – это раз! Я должен выдавать определенное количество страниц, чтобы успеть к сроку сдать роман – это два! А если не буду успевать, меня здесь задержат дольше чем на год!

– Уроды, – проворчала Ханна Казимировна. – Так поступать с человеком высокого полета, который должен испытывать подъем, воодушевление! Которого должна посещать муза, в конце концов!

– Что-нибудь придумаем, – почесал в голове Джонни. – Не расстраивайся раньше времени. Когда тебе писать начинать? Уже сегодня?

Кучерявый протянул листок с расписанием.

– Нет, сегодня у меня отдых. Завтра с утра начинаю. Видите, после завтрака два часа и час после дневного сна. А еще щедро разрешили писать в «блокнотике», – последнее слово поэт произнес, ехидно копируя администраторшу, – во время прогулок. На вас, Ханна Казимировна, ссылались: мол, вы с мольбертом гуляете и рисуете, если хотите.

– Жесть! – заключила Ханна Казимировна. – Но мы вам поможем. Думаю, сегодня вечером надо собраться у меня и все обсудить. Поэта в обиду не дадим!

Глава 5. 9 апреля, суббота

Накануне вечером Кучерявый к своему удивлению обнаружил в элитной палате элитного санатория прекрасный бар. Ханна Казимировна проживала в трехкомнатных апартаментах, соседствовавших с еще более элитными пятикомнатными, где обитал, практически безвылазно, подсудимый миллионер Забытько. У Ханны Казимировны были прикормлены бармен Сева, делавший в столовой полезные напитки, и медсестра Глафира. Второго бармена – сменщика Севы, прикармливать не стали, так как по словам Джонни Деппа «лицо у него не вызывает доверия». Однако Джонни не дремал и завербовал в свои ряды медсестру Аннушку, которая быстро сдалась под натиском его харизмы.

Завербованная и прикормленные (разница состояла в необходимости или отсутствии оной платить этим людям деньги за услуги) постоянно поставляли своим клиентам спиртные напитки и закуски. Последнее было следствием того, что пациентам санатория прописывалось определенное меню. Большинство просто следовало принципам правильного и здорового питания, а некоторым прописывали даже более жесткий «стол». Нарушать меню, дополняя его разными изысками, не разрешалось, поэтому заказывать пациенты могли только вещи, не касавшиеся еды и питья: книги, краски для рисования, игры (умеренно), колготки для дам, носки для мужчин и далее в таком же духе.