Мастер силы
Шрифт:
Постепенно Леденцов стал словно впадать в транс. Собственный голос гипнотизировал его, он словно существовал отдельно от хозяина. Даже с открытыми глазами Емельян Павлович видел, как они с Катенькой целуются под громовое "Горько". Как вместе выбирают прозрачный стол для кухни. Как он встречает Катеньку на пороге роддома…
На этом Катя сломалась. Она зажмурилась, прижалась к Леденцову и практически перестала дышать. "Зеркало" больше никуда не пропадало. Теперь можно было и самому закрыть глаза, но почему-то сделать это оказалось невозможно,
Фантазия его исчерпалась, и он пошёл описывать по второму кругу. Однако Катя послушно пошла на этот второй круг. Леденцов постарался вспомнить, как это было с текстологом. Кажется, нужно было понемногу наращивать давление. Совсем чуть-чуть, чтобы не сломать раньше времени.
Емельян Павлович увеличил свет воображаемого фонарика (он обшаривал внутренность воображаемой супружеской спальни). Ничего не произошло. "Зеркало" не рассыпалось и не подалось назад. Леденцов постарался ещё чётче представить спальню и - главное - людей в ней. "Зеркало" на мгновение завибрировало, но тут же успокоилось. Катенька оказалась гораздо более сильным мастером сглаза, чем алкаш-филолог.
Чем отчётливее фантазировал Емельян Павлович, чем ярче и точнее высвечивал его "фонарик" их виртуальное семейное счастье, тем больше и толще становилось "зеркало". Леденцов желал уже почти в полную силу, когда оно вдруг подалось. "Фонарик" превратился в полноценный прожектор, и отражающая поверхность "зеркала" начала плавиться и растекаться.
Но это была ещё не победа. Стеклянная масса оплыла и принялась обволакивать все предметы в воображаемой спальне. Кровать с балдахином, тумбочки, настенные часы, даже тёплые тапочки - всё оказалось словно залитым эпоксидной смолой. Кончиками пальцев и краешком сознания Емельян Павлович ощутил, что Катенька бьётся, словно в лихорадке.
– Потерпи, хорошая, - прошептал Леденцов и понял, что это первые его слова за последние… пять минут? Час? Три часа?
Сейчас нельзя было отвлекаться на всякую ерунду. Емельян Павлович чувствовал - вот он, предел, за которым всё кончится. И полоса несчастий в Катенькиной жизни, и неприятности, которые она несла ему. И самое главное - кончится эта пытка, эта безумная пляска луча света по полированной поверхности выдуманных предметов.
Он выдохнул и пожелал так сильно, как только смог. Стеклянная оболочка их с Катей мечты разом вздыбилась, пошла пузырями - и с бесшумным грохотом разлетелась в невидимую пыль. Вместе с балдахинами, тумбочками и тапочками…
27
Утром Катенька проснулась рано, что было совсем на неё не похоже. Емельян Павлович к тому времени тоже открыл глаза, но не шевелился. И старался не думать.
– Палыч!
– сказала Катенька.
– А что это вчера было? Ты меня будил среди ночи?
Леденцов осторожно поцеловал её в ухо.
– Значит, мне приснилось, - решила Катя и села в кровати.
– Странный такой сон. Мы с тобой живём в одной квартире. А потом
Возвратилась она свежая и, кажется, чуть-чуть накрашенная.
– Ты ещё, валяешься? Ты не Леденец, ты Ленивец! Где мой бутерброд? А ну бегом на кухню!
Емельян Павлович насладился очаровательным возмущением и извлёк из-под одеяла огромный сэндвич.
– С ветчиной!
– Катенька с грацией колибри выхватила добычу из его рук.
– И с помидорами! И сыром! Как я люблю! Лебиме, фы фуфер!
– Чего?
– Леденец! Ты супер! Я бы даже сказала, гипер! Я сегодня буду любить тебя вечно.
– Теперь так всегда будет, - сказал Емельян Павлович, откидываясь на подушке.
– В шмышле?
– Выходи за меня замуж.
У Леденцова совсем не было опыта предложения руки и сердца. Он не знал, что это нужно делать в атмосфере романтической, полуосвещённой - и ни в коем случае не тогда, когда избранница жуёт обалденно вкусный сэндвич.
Минут пять Катенька не могла откашляться.
– Палыч, - наконец проговорила она, - ты решил сразу стать вдовцом?
– А что ты полный рот напихала?
– Так вкусно же!
– Теперь я всё время буду тебя так кормить.
– Каждый день?
– Когда будет настроение.
– Тогда я должна подумать.
– Времени на раздумье нет, - Емельян Павлович нежно облапил хрупкую фигурку и начал демонстрировать самые серьёзные намерения.
– Отвали!
– хохотала Катенька, торопливо дожёвывая пищу.
– До свадьбы ни-ни! Ну дай доесть, зараза!..
Второй раз они проснулись уже в одиннадцать.
– Вставай, жена!
– произнёс Леденцов сквозь зевоту.
– Во-первых, невеста, - ответила Катя, не открывая глаз и не меняя позы, - во-вторых, я ещё не дала согласия. В-третьих, скажи спасибо, что месячные закончились именно сегодня.
Тут будущая госпожа Леденцова встрепенулась и задумчиво сказала:
– А если я забеременею, ты меня все равно возьмёшь?
– Забеременеешь, когда я скажу, - отозвался Емельян Павлович.
"В конце концов, - подумал он, - это моя будущая жена. У нас не должно быть тайн". И в порыве благодарной откровенности рассказал всё, что знал, о мастерах сглаза и силы. Катенька выслушала всё это с неподдельным интересом.
– Бред какой, - довольно сказала она.
– А я опять есть хочу.
Однако бутерброд ей пришлось делать самой - зазвонил телефон, и следующие двадцать минут Емельян Павлович объяснялся с Портновым. Тот требовал немедленного свидания ("И Екатерину обязательно привезите!") и всячески выражал недовольство. Как только Леденцов опустил трубку на рычаг, его плечи оказались во власти тонких, но цепких рук.
– Па-а-алыч, - попросила Катенька, - перестань злиться! Ты плохое задумал, я чувствую. Давай пусть будет хорошо.