Мастер снов
Шрифт:
– Этот дом наполнен снами. Вернее, воспоминаниями о снах. А ты сама знаешь, что они бывают и приятными и страшными.
Она помолчала, плотнее закутываясь в плед.
– Когда я была маленькой, родные хотели отвести меня к сновидящему.
Я внимательно посмотрел на нее:
– Ты болела?
– Нет, – Хэл усмехнулась, – просто была упрямой, непослушной, слишком самостоятельной. И они решили, что мне не помешает небольшая коррекция. Я до сих пор помню проспект городского салона сновидений – фотография роскошного дома с огромными окнами, колоннами,
Она замолчала, а я сказал:
– Да, городские центры выглядят очень впечатляюще.
– Не то что твой дом, – весело подтвердила она. – И деньги за услуги они берут не маленькие.
– Но как я погляжу, коррекция не удалась, – улыбнулся я.
– Да, – охотно подтвердила Хэл, явно гордясь своим упорством. – Хотя женщина-сновидящая была очень милая, насколько я теперь понимаю. Красивая, элегантная… А я устроила истерику, отказалась засыпать и вообще буянила и рыдала. И она сказала, что не может работать со мной.
– Ты не хотела, чтобы она вмешивалась в твои сны?
Хэл кивнула:
– Да. Это был мир только для меня. Не для посторонних. Но я не могла объяснить это взрослым. Они не понимали.
Она перегнулась через меня, переставляя свечу, и та озарила ее лицо.
– Значит, ты спишь не так, как обычный человек?
– Да.
– И в чем отличие?
– Я могу спать только в этом доме.
Девушка помолчала, но не дождалась более подробных, детальных объяснений и спросила:
– В смысле? Как это? А в других местах не спишь?
– Нет.
– Вообще?!
– Только быстрая фаза, самая поверхностная. Это, в общепринятом понятии, не сон. Мозг частично отдыхает, но глубокого погружения нет. Я не отдыхаю во сне, как другие люди.
Хэл заинтересовалась. Повернулась ко мне, и ее взгляд жадно впился в мое лицо.
– А остальные сновидящие? Получается, им нужно постоянно находиться в одном-единственном месте? Они что, навсегда привязаны к своим центрам, где работают и куда приходят больные?
– Принимать пациентов можно где угодно. Но работают они в одном месте – там, где проходило их обучение, и не важно, что это – дом, квартира, шалаш на дереве, поляна в лесу. Сложная система связи реальности и пространства за гранью, которую нельзя разрушать.
В широко распахнутых пытливых глазах Хэл блестели два отражения крошечного язычка пламени.
– А если с этим домом, квартирой, шалашом что-то случится? Молния ударит, например? Или землетрясение?
Мне показалось забавным ее искреннее беспокойство и любознательность.
– С домом сновидящего ничего не может случиться. Он существует в двух мирах одновременно.
Она не слишком поняла мое объяснение, но сразу приняла его на веру.
– Слушай, а что это все-таки за комната, где я оказалась заперта?
– Рабочий кабинет.
Этот ответ ее тоже удовлетворил. Хэл повозилась, устраиваясь удобнее, и задала новый вопрос:
– Почему мне не удавалось выйти из него?
Главным было – почему ей удалось войти. И
– Не знаю.
– Ты говорил, этот дом принадлежал твоему учителю…
– Да.
– А что с ним стало?
– Он умер. Во сне. Иногда такое случается.
– Сочувствую. – Сочувствия в ее голосе не было, только любопытство. – А когда это случилось?
– Десять лет назад.
Она нахмурилась, покачала головой.
– Значит, ты не был тут десять лет?
– Да.
– И ты не спал все это время?! – Она фыркнула и усмехнулась. – Понимаю, почему тебе захотелось наконец вернуться.
Я рассмеялся, укладываясь обратно в постель и закрывая глаза.
– Если хочешь, можешь остаться здесь. А мне надо поспать. Как ты понимаешь, у меня во сне накопилось много дел.
Она пробормотала в ответ что-то саркастическое, потушила свечу, и, уже засыпая, я почувствовал, как она устраивается рядом, прижимаясь ко мне теплым боком.
Сон снова окружил меня яркими картинами. Гораздо более яркими, чем реальность…
Я шел на восток. Медленно, неторопливо. Сначала вдоль реки. Берег становился все выше, выше… пока не превратился в крутой обрыв. Двухэтажные дома, стоящие на нем, были черными, заброшенными, безмолвными. За покосившимися заборами буйно цвела черемуха. Я мог бы ощутить ее запах, если бы постарался. Узкая тропинка вилась в высокой траве, и мне казалось, что я чувствую теплую землю сквозь подошвы ботинок.
На другой стороне реки, за густыми деревьями, пока еще невидимый, стоял странный, искаженный храм. Вокруг него, глубоко погруженные в землю, лежали каменные надгробия. Одно из немногих мест, где я не любил бывать. Обрывок старого кошмара, доставшегося по наследству, и я пока не смог избавиться от него.
Впереди показалась белая крепость. Старинная, полуразрушенная и тоже не помилованная временем – река, распадаясь на десятки рукавов, текла по ней. Сбегала водопадами по стенам, промывала щели в каменных полах, бурлила в узких трубах, разливалась по залам. Освещенная солнцем вода искрилась и отбрасывала блики на своды узких арок.
Я сделал несколько шагов по направлению к почти превратившемуся в развалины городскому укреплению и вдруг увидел впереди, посреди густого зеленого леса то, чего никогда не было и не должно было быть в моем мире. Огромное, бетонное высотное здание.
Сотни темных окон слепо смотрели на меня, крыша щетинилась антеннами, торчащими под самыми немыслимыми углами. Я устремился к нему и тут же ощутил волну зимнего холода. Ледяной промозглый ветер свистел между каменных высотных громадин.
За первым небоскребом вырос второй, затем еще один. Стали появляться прохожие. Молчаливые темные фигуры беззвучно брели по обледеневшим мостовым, отворачивая от меня лица. Аура безысходности и тоски – предшественники надвигающегося кошмара – начали колоть сердце, но я привычно отгородился от них.