Мастер снов
Шрифт:
Она пожала плечами.
— Тебе решать. А я знаю только то, о чем читаю в газетах. И ты все-таки настаиваешь на Давосе, хотя знаешь, что в Сент-Морисе общество приличнее?
— Мы же собирались прокатиться, верно? Я предпочитаю прокатиться в Давос.
— Значит, я не каждый вечер выигрываю?
Он погладил ее по руке.
— Со мной ты всегда в выигрыше, милочка.
Они выпили, закурили и держались за руки, пока люди расходились с танцевальной площадки и снова тянулись к своим крохотным столикам, а разноцветные пятна закружились, окрашивая облака дыма тонами
"Чига-чига!"
— О, Чарли, они опять идут сюда!
Небо было чистое, как кристалл. Дороги чистые. Снегопад прекратился.
Джил сонно дышала. С-7 выбирался через городские мосты. Если бы Рендер сидел неподвижно, он убедил бы себя, что пьяно только его тело, но как только он поворачивал голову, мир вокруг начинал танцевать. И тогда он воображал себя спящим и Творцом всего этого. В какой-то миг это было правдой. Он улыбнулся, задремывая. Но в следующий миг проснулся и уже не улыбался.
Вселенная взяла реванш над его самонадеянностью. За один миг триумфа над беспомощностью, которой он хотел помочь, ему снова пришлось заплатить видением дна озера; и когда он опять двинулся к гибели на дне мира — как пловец, как неспособный говорить, — он слышал откуда-то с высоты над Землей вой Волка Фенриса, готовящегося пожрать луну; и услышав, он понял, что вой этот так же похож на трубный глас правосудия, как женщина рядом похожа на луну. В каждой малости. Во всех отношениях. И его охватил страх.
Глава 3
Он был собакой.
Но не обычной собакой.
Он выехал за город сам по себе.
По виду крупная немецкая овчарка, если не принимать во внимание голову — он сидел на переднем сиденье, смотрел в окно на другие машины и на все, что видел вокруг. Он обгонял другие машины, потому что ехал по самой скоростной полосе.
День был холодный, на полях лежал снег; деревья были в ледяных куртках, и все птицы в небе и на земле казались удивительно черными.
Его голова была больше, чем у любой другой собаки, за исключением, быть может, ирландского волкодава. Глаза темные, глубоко сидящие, а рот был открыт, потому что пес смеялся. Он ехал дальше.
Наконец машина перешла на другую полосу, замедлила ход, перешла на крайнюю правую и через некоторое время свернула и проехала несколько миль по сельской дороге, а затем свернула на тропинку и припарковалась за деревом. Она остановилась, и дверца открылась. Собака вышла и закрыла дверцу плечом. Увидев, что свет погас, пес повернулся и пошел через поле к лесу.
Он осторожно поднимал лапы. Он осматривал свои следы. Войдя в лес, несколько раз глубоко вздохнул, встряхнулся, залаял странным, несобачьим лаем и пустился бегом.
Он бежал меж деревьев и скал, перепрыгивал через замерзшие лужи, узкие овражки, взбегал на холмы и сбегал по склону, проносился мимо застывших кустов в радужных пятнах, вдоль ледяного ложа ручья.
Он остановился, отдышался и понюхал воздух.
Затем
Затем глубоко вздохнул, запрокинул голову и завыл — этому он у людей не учился. И даже не знал точно, у кого научился этому.
Вой прокатился по холмам, и эхо было подобно громкой ноте горна.
Уши его встали торчком, пока он прислушивался к этому звуку.
Затем он услышал ответный вой, похожий и не похожий на его. Совсем похожего не могло быть, потому что его голос не был вполне собачьим. Он прислушался, принюхался и снова завыл.
И снова пришел ответ, теперь уже ближе…
Он ждал, нюхая воздух, который нес сообщение.
К нему на холм поднималась собака, сначала быстро, потом перешла на шаг и, наконец, остановилась в сорока футах от него. Вислоухая крупная дворняжка…
Он снова принюхался и тихо заворчал. Дворняга оскалила зубы. Он двинулся к ней. Когда он был примерно в десяти футах, она залаяла.
Он остановился. Собака стала осторожно обходить его кругом, нюхая ветер. Наконец, он издал звук, удивительно похожий на «привет». Дворняжка заворчала. Он шагнул к ней.
— Хорошая собака, — сказал он.
Собака склонила голову набок.
— Хорошая собака, — повторил он, сделал еще шаг к ней, еще один и сел. — Оч-чень хорошая собака.
Собака слегка вильнула хвостом. Он встал и подошел к ней. Она обнюхала его. Он ответил тем же. Она замахала хвостом, обежала его дважды, подняла голову и пролаяла. Потом двинулась по более широкому кругу, время от времени опуская голову, а затем бросилась в лес.
Он понюхал землю, где только что стояла собака, и пустился вслед за ней. Через несколько секунд он догнал ее, и они побежали рядом.
Из-под кустика выскочил кролик. Он догнал кролика и схватил его своими громадными челюстями. Кролик отбивался, затем спина его хрустнула, и он затих.
Некоторое время он держал кролика, оглядываясь вокруг. Собака подбежала к нему, и он уронил кролика к ее ногам.
Собака посмотрела на него с надеждой. Он ждал. Тогда она опустила голову и разорвала маленький труп. Кровь дымилась на холодном воздухе. Собака жевала и глотала, жевала и глотала. Наконец и он опустил голову и оторвал кусок. Мясо было горячее, сырое и дикое. Собака отпрянула, когда он схватил кусок, рычанье замерло в ее глотке.
Он был не очень голоден, поэтому бросил мясо и отошел. Собака снова наклонилась к еде.
Потом они еще несколько часов охотились вместе. Он значительно превосходил дворнягу в искусстве убивать, но всегда отдавал добычу ей.
Они вместе загнали семь кроликов. Последних двух не съели. Дворняга села и посмотрела на него.
— Хорошая собака, — сказал он.
Она вильнула хвостом.
— Плохая собака, — сказал он.
Хвост перестал вилять.
— Очень плохая собака.
Она опустила голову. Он повернулся и пошел прочь. Она пошла за ним, поджав хвост. Он остановился и оглянулся через плечо. Собака съежилась. Он несколько раз пролаял и завыл. Уши и хвост собаки поднялись. Она подошла и снова обнюхала его.