Мастер снов

Желязны Роджер Джозеф

— Хорошая собака, — сказал он.

Хвост завилял.

Он засмеялся.

— Микроцефал, идиот.

Хвост продолжал вилять.

Он снова засмеялся. Собака покружилась, положила голову между передних лап и посмотрела на него. Он оскалил зубы, прыгнул к собаке и укусил ее за плечо.

Собака взвизгнула и пустилась наутек.

— Дурак! — зарычал он. — Дурак!

Ответа не было. Он снова завыл; такого воя не издало бы ни одно земное животное. Затем он вернулся к машине, открыл носом дверцу и залез внутрь.

Он нажал кнопку, и машина завелась. Затем лапой набрал нужные координаты. Машина задом выбралась

из-за дерева и двинулась по тропе к дороге, быстро выбралась на шоссе и исчезла.

Где-то в то же самое время гулял человек.

В это холодное утро ему следовало бы одеться потеплее, но он предпочел легкое пальто с меховым воротником.

Заложив руки в карманы, он шел вдоль охранного забора. По ту сторону забора ревели машины.

Он не поворачивал головы.

Он мог бы выбрать множество других мест, но выбрал это.

В это холодное утро он решил погулять.

Он не хотел думать ни о чем, кроме прогулки.

Машины неслись мимо, а он шел медленно, но ровно.

И не видел никого, кто шел бы пешком.

Поднятый воротник защищал его от ветра, но от холода не спасал.

Он шел, а утро кусало его и дергало за одежду. День удерживал его в своей бесконечной галерее картин, неподписанных и незамеченных.

Канун Рождества.

…в противоположность Новому году:

Это время семейных сборищ, пылающих дров, время подарков, особых кушаний и напитков; время скорее личное, а не общественное; время сосредоточиться на себе и семье, а не на обществе; время замерзших окон, ангелов в обрамлении звезд, горящих поленьев, плененной радуги и толстых Санта-Клаусов с двумя парами брюк — потому что самые маленькие, садящиеся к ним на колени, легко грешат; и время кафедральных окон, снежных бурь, рождественских гимнов, колоколов, представлений возле ясель, поздравлений от далеко и не очень далеко живущих, постановок Диккенса по радио, время падуба и свеч, пуанцетий и вечнозеленых растений, снежных сугробов, огней, елок, сосен, Библии и средневековой Англии, песни "О маленький город Вифлеем", время рождения и обещания, света и тьмы, ощущения до осознания, осознания до свершения, смены стражи года, время традиций, одиночества, симпатий, сочувствия, сентиментальности, песен, веры, надежды, милосердия, любви, желания, стремления, страха, осуществления, реализации, веры, надежды, смерти; время собирать камни и время разбрасывать камни, время обнимать, получать и терять, смеяться, танцевать, умирать, возвращаться, молчать, говорить; время разрушать и время строить, время сеять и время собирать посеянное…

Чарльз Рендер, Питер Рендер и Джил ДеВилл праздновали сочельник вместе.

Квартира Рендера располагалась на самом верху башни из стали и стекла. Здесь царила некая атмосфера постоянства. Ряды книг вдоль стен; в некоторых местах полки прерывались скульптурами; примитивная живопись, в несколько красок, занимала свободные места. Маленькие зеркала, вогнутые и выпуклые, теперь обрамленные ветвями падуба, повешены в разных местах.

На каминной доске лежат поздравительные открытки. Горшечные растения — два в гостиной, одно в кабинете и целый куст в спальне — осыпаны блестками и звездочками. Льется музыка.

Пуншевая чаша была из драгоценного розового камня в ромбовидной оправе. Она стояла на низком кофейном столике грушевого дерева в окружении бокалов, сверкающих в рассеянном свете.

Настало время развернуть рождественские подарки…

Джил развернула свой и закуталась в нечто похожее

на полотно пилы с мягкими зубьями.

— Горностай! — воскликнула она. — Какой величественный! Какой прекрасный! О, спасибо, дорогой Творец!

Рендер улыбнулся и выпустил кольца дыма.

Свет упал на мех.

— Снег, но теплый! Лед, но мягкий… — говорила Джил.

— Шкурки мертвых животных, — заметил Рендер, — высокая награда за доблесть охотника. Я охотился за ней для тебя, я исходил вдоль и поперек всю землю. Я пришел к самым красивым из белых животных и сказал: "Отдайте мне ваши шкурки", и они отдали. Рендер могучий охотник.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказала она.

— Да?

— Вот. Вот тебе подарок.

Он развернул обертку.

— Запонки, — сказал он. — Тотемические. Три золотых лица одно над другим. Ид, эго и суперэго — так я назову их. Самое верхнее лицо — наиболее экзальтированное.

— А самое нижнее улыбается, — сказал Питер.

Рендер кивнул сыну.

— Я не уточнил, какое из них самое верхнее, — сказал он мальчику. — А улыбается оно потому, что имеет собственные радости, каких вульгарное стадо никогда не поймет.

— Бодлер? — спросил Питер.

— Хм, — сказал Рендер. — Да, Бодлер.

— …Чертовски неудачно сказано.

— Обстоятельства, — сказал Рендер, — это дело времени и случая. Бодлер на Рождество — дело чего-то старого и чего-то нового.

— Звучит, как на свадьбе, — сказал Питер.

Джил вспыхнула над своим снежным мехом, а Рендер как бы не заметил.

— Теперь твоя очередь открыть свои подарки, — сказал он сыну.

— Отлично. — Питер разорвал пакет. — Набор алхимика, — заметил он, — как раз то, что я всегда хотел — перегонный куб, реторты, водяная баня и запас жизненного эликсира. Мощно! Спасибо, мисс ДеВилл.

— Пожалуйста, называй меня Джил.

— Хорошо. Спасибо, Джил.

— Открой и второй.

— Хорошо. — Он сорвал белую бумагу с падубом и колокольчиками. — Сказочно! Вторая вещь, которую я всегда хотел: нечто заимствованное и голубое: семейный альбом в голубом переплете и копия отчета Рендера сенатской подкомиссии протоколов о социопатическом неумении приспособиться к обстановке среди правительственных служащих. А также комплект трудов Лофтинга, Грэхема и Толкиена. Спасибо, папа. Ох! Еще! Таллис, Лорели, Моцарт и добрый старый Бах. Мою комнату наполнят прекрасные звуки! Спасибо, спасибо вам. Что я дам вам взамен? Так, мелочь… Как вам это? — Он протянул один пакет отцу, другой Джил.

Оба раскрыли свои пакеты.

— Шахматы. — Рендер.

— Пудреница с пудрой и румянами. — Джил.

— Спасибо. — Рендер.

— Спасибо. — Джил.

— Не за что.

— Почему ты пришел с флейтой? — спросил Рендер.

— Чтобы вы послушали.

Питер поднял флейту и заиграл.

Он играл о Рождестве и святости, о вечере и пылающей звезде, о горячем сердце и доброте, о пастухах, королях, о свете и о голосах ангелов.

Закончив, он разобрал флейту и убрал ее.

— Очень хорошо, — сказал Рендер.

— Да, хорошо, — сказала Джил. — Очень…

— Спасибо.

— Как школа? — спросила Джил.

— Хорошая, — ответил Питер.

— Много было беспокойства с переходом?

— Нет. Потому что я хороший ученик. Папа меня здорово учил, очень здорово.

— Но тут будут другие учителя…

Питер пожал плечами.

— Если знаешь учителя, то знаешь только учителя. А если знаешь предмет, то и знаешь его. Я знаю много предметов.

— А ты знаешь что-нибудь об архитектуре? — спросила вдруг Джил.