Мастер зверей. Бог грома. Бархатные тени
Шрифт:
Впоследствии я так и не могла вспомнить, долго ли это продолжалось. Наконец дверь открылась и вернулась миссис Плезант. Увидев ее, Викторина смолкла. Я заплакала от нервного перенапряжения и страха перед тварью, что, как мне казалось, вселилась в тело Викторины.
Миссис Плезант принесла поднос с графином рубинового богемского стекла и двумя стаканчиками. Она поставила его на комод.
— Я получила сообщение. К несчастью, мистера Соважа еще не нашли. — Говоря это, она наливала из графина в стаканчики. — Его усердно ищут те, кто имеет причины питать ко мне благодарность. На одном из
Взяв ближайший стакан, она подала его мне.
— Выпейте. Это восстановит ваши силы.
Я была так измучена, так отупела душевно, что подчинилась беспрекословно. Я снова отпила того снадобья, что она называла настойкой из клевера.
— А теперь — спать. Нет, — она поймала мой тревожный взгляд, обращенный на Викторину, — вам нет нужды беспокоиться. Здесь она будет в полной безопасности.
Я чувствовала себя так, словно не спала несколько дней. Я доковыляла до кровати, на которую указала мне миссис Плезант, и рухнула на нее, даже не раздеваясь. Прежде, чем мои веки окончательно сомкнулись, я увидела, что Викторина встает, а миссис Плезант хватает ее за руку. Мрачная и злобная усмешка вернулась на лицо Викторины. Девушка подняла свободную руку, широко растопырив пальцы. Через них она плюнула в меня, словно наводя проклятье, причем с такой ненавистью, какую я не считала себя способной вызвать в ком-либо.
Возможно, отчасти эта злая воля преследовала меня и во сне, ибо сны мои были таковы, что я пробуждалась, задыхаясь от ужаса, хотя и не могла вспомнить, что же напугало меня. И каждый раз, когда я так просыпалась, я лишь смутно узнавала комнату, где лежала, словно сон был более реален. Потом я снова погружалась в сон, несмотря на слабые попытки бороться с ним, чтобы снова встретиться с кошмаром.
Когда я пробудилась в третий раз, уже наступил день. Кто-то тряс меня за плечо, на меня смотрело знакомое лицо, хотя, все еще в дурмане сна, я никак не могла вспомнить, чье.
— Мисс! Мисс! — В голосе звучала такая настойчивость, что я полностью и окончательно пробудилась.
— Сабмит?
— Мисс… послушайте. — Она упала на колени перед кроватью и зашептала мне прямо в ухо. — У нас неприятность, большая неприятность. Она говорит, вы должны помочь…
Я резко села. Во сне кто-то укутал меня одеялом. На мне оставалось собственное белье, однако платье с меня сняли.
— В чем дело?
— Вы должны помочь, мисс. Проснитесь… слушайте!
— Я проснулась и слушаю. — Я огляделась. Викторины в комнате не было.
— Где…?
— Ради бога… сейчас нет времени говорить. Слушайте… она велела… оденьте!
Сабмит подняла с пола узелок, встряхнула его и продемонстрировала фланелевую ночную рубашку, предназначенную для женщины, носившей одежду на несколько размеров больше моего.
— Но сначала… — Она бросила это фантастическое одеяние на постель и повернулась к столику, где дожидались губка, полотенце и таз. — Позвольте мне умыть вас. Скорее, мисс — у нас совсем нет времени.
14
Действовала она быстро и ловко. Я увидела, как вода
— Ты должна сказать мне, зачем…
— Здесь мужчина, он ищет девушку. Мы покажем ему девушку, которая больная лежит в постели. Он увидит, что это не та девушка, что он ищет — и уйдет.
Кристоф Д’Лис? Но как он выследил нас, и почему миссис Плезант впустила его в дом? Неужели Сели проболталась сразу же после нашего ухода? А что до роли, которая мне предложена… я была уверена, что не сумею ее сыграть. Но у меня уже не было времени возражать, да если бы я и воспротивилась, решения здесь принимала не Сабмит.
Она опорожнила таз с окрашенной водой в помойное ведро, затем убрала полотенце и губку в умывальную тумбочку и заперла ее.
— Она велела передать вам, что молодая леди надежно спрятана. А если он увидит больную девушку, то решит, что те, кто ему наболтали, ошиблись. Он не станет крутиться здесь и выслеживать. Вы больны, мисс. Запомните это… взаправду больны.
Когда я снова улеглась, широкие складки ночной рубашки окутали мое тело, и мне вдруг захотелось стащить через голову это одеяние. Однако лучшее, что я могла сделать — это отвернуться от двери и надеяться, что сумею разыграть немудреную роль прикованной к постели страдалицы. Комната была не слишком ярко освещена, а единственное окно — довольно далеко.
— Полежите. — Сабмит задержалась возле меня, чтобы повторить свистящим шепотом: — Вы взаправду больны!
Я не нуждалась в напоминании. Я и впрямь была больна: от нервного страха мое похолодевшее тело сотрясала дрожь.
Слух мой обострился, возможно, из-за того, что я стремилась уловить малейший шорох. Сейчас я слышала глухие шаги в коридоре, зная, что они направляются к моей двери. Она распахнулась, и я так напряглась, что мои мускулы заныли от боли. А я должна была оставаться безразличной, не сознающей, что происходит.
— Смотрите, масса, — голос Сабмит, смиренный, каким я никогда его не слышала раньше, звучал отголоском дней рабства, когда она была вещью, а не личностью, — вот эта девушка. Она из тех, кто развлекает джентльменов, но она сейчас шибко больна. Вы сами можете видеть, масса…
Мои глаза оставались закрыты. Шаги приблизились к постели. Затем меня схватили за подбородок и повернули голову. Я так испугалась, что невольно открыла глаза и взглянула в лицо, которое никогда не забуду. Однако впоследствии у меня появились более веские причины, чтобы оно навечно врезалось в мою память.
Это был тот молодой человек, которого я видела на балконе с Викториной. Он был красив, черты его отличались почти женственной тонкостью. Однако узкая линия усов и небольшой, но волевой подбородок явно указывали на его пол. Его брови под необычным углом поднимались над глазами, а они были самым странным в его внешности. Они были непохожи на любые другие человеческие глаза, когда-либо виденные мною. Их цвет приближался к янтарно-желтому, а зрачки были ненормально большими и черными.