Мастер зверей. Бог грома. Бархатные тени
Шрифт:
Истерические ноты, свойственные прежде ее голосу, исчезли. Теперь в нем слышалась решимость женщины, сделавшей свой выбор. То же читалось на ее лице. Уверена — миссис Билл сделала бы то, о чем говорила. Она предпочла бы смерть такой невыносимой жизни.
Миссис Плезант нагнулась, взяла ее трясущиеся руки в свои, сжала их и заглянула прямо в глаза собеседницы.
— Вы не сделаете ничего такого… понимаете, ничего! У вас больше ничего не будут вымогать. У меня есть верные люди, и они устранят угрозу, которой вы так страшитесь. Я это обещаю. Вы вернетесь домой; там вы скажете, что
Она говорила медленно и спокойно, как с испуганным ребенком. Казалось, новые силы и мужество переливались от нее к женщине, чьи руки она сжимала.
Миссис Билл подняла голову. Дикого, затравленного взгляда как не бывало. Она закивала, соглашаясь. Ее утешительница помогла ей подняться на ноги и ласково накинула мантилью ей на плечи. Затем миссис Плезант проводила гостью, а я продолжила свою экспедицию.
Оказалось, что из этого коридора нет другого выхода — через несколько шагов он кончался тупиком. Я вернулась в свою комнату, размышляя об услышанном. Многое в исповеди миссис Билл осталось мне непонятным, однако, она признала Викторину своей дочерью! Трудно было поверить, что эта женщина сумела полностью отрезать себя от прошлого — сейчас она казалась настоящей американкой. По английски она говорила без малейшего акцента.
Теперь прояснилось значение записки, найденной мной в комнате Викторины. Дочь вымогала деньги у матери, а записка означала, что миссис Билл сделала последнюю выплату.
Того, что я узнала о Викторине на протяжении последних нескольких часов, было достаточно, чтобы полностью подорвать во мне веру в свою способность судить о человеческом характере. Я могла только предполагать, что девушка настолько подпала под влияние Д’Лиса, что он вконец развратил ее, чистую и невинную, какой она мне представлялась.
Если мы сумеем освободить ее от Д’Лиса, увезти ее, возможно, со временем ее природа победит, и она снова сможет стать хорошей девушкой. Но устранить Д’Лиса может только Ален. Он давно должен был явиться! Я так страстно жаждала его увидеть, что принялась молиться, расхаживая по комнате. Так я не молилась никогда в жизни… разве что о спасении моего отца, но тогда мои молитвы не были услышаны.
Отец мой не был святошей или религиозным, по общепринятым стандартам, человеком. Он рано порвал с узкими рамками веры, в которой возрос. Его широкая начитанность и путешествия развили в нем сомнения во многих условностях, поддерживаемых церковными догматами. Однако он никогда не отрекался ни от веры в бога, ни от мнения, что она служит в этом мире источником добра, ведущего битву со злом. Нам стоит только оглядеться вокруг себя, чтобы ощутить эту смертельную борьбу.
Честность, храбрость и сострадание — вот добродетели, по которым он судил окружающих. В этих же правилах он воспитал меня. Я посещала церковь в годы, проведенные в Эшли-Мэнф, и обнаружила в тех, кто предан установленной догме, как многое, достойное восхищения,
Много раз я обманывалась. Наверное, я буду обманываться всю жизнь. Это крест, который всем нам приходится нести.
Но в Викторине я чувствовала зло, с которым никогда не встречалась. Много попутешествовав в юности, я была гораздо лучше осведомлена о некоторых сторонах жизни, чем большинство молодых леди. Я знала, что деградация, открытый разврат и преступления Варварского Берега свойственны и многим другим городам. Еще я знала, что во многих роскошных домах, среди утонченных и внешне порядочных людей также процветают жестокость и похоть, укрытые покровом приличий, который не должно приподымать.
Когда моральные барьеры падали, и люди давали волю своим низменным страстям, свершались чудовищные преступления. Не знаю, в какое гнусное болото вляпалась Викторина, но это был не тот мир, который я знала. И его влияние ложилось теперь на нее, как грязный черный налет на ее белую кожу.
У Алена есть сила воли; отвага, решимость и, как я надеялась, чувство глубокого сострадания, необходимые, чтобы вырвать сестру из трясины. Если мы сможем удержать ее подальше от Д’Лиса до возвращения Алена…
Доверие миссис Билл к миссис Плезант было беспредельно, ведь она очень помогла несчастной в прошлом. Я должна была надеяться, что хозяйка дома станет теперь и нашим добрым ангелом. В одном я была уверена — она сможет подчинить Викторину, а я — нет.
Я снова облачилась в юбку, скинутую, когда я проникала в коридор. Мои часы остались в отеле, а в комнате часов не было. Хотя снаружи был день, я не знала в точности, сколько сейчас времени. Оставаться здесь, не зная, ни что происходит с Викториной, ни когда вернется Ален, было выше моих сил.
Когда я подошла к двери, решив молотить в нее, пока мне не откроют, та распахнулась сама и передо мной предстала миссис Плезант.
— Что Викторина? — сразу спросила я.
— Спит. Пойдемте, посмотрим. — Она проводила меня через холл в комнату, неотличимую от той, что занимала я.
Голова Викторины — кожа на ее лице все еще была зачернена — мирно покоилась на подушке. Викторина была в такой же ночной рубашке, что принесла мне Сабмит. В комнате не было гардероба, и вообще ни малейшего признака другой одежды. Миссис Плезант, выпроводив меня из комнаты, заперла дверь, и нацепила ключ на кольцо, висевшее на ее поясе.
— Она в безопасности. Вы прекрасно сыграли свою роль. Д’Лис ушел. Конечно, он и без того не сумел бы ее найти, но, если бы вы его не провели, те, кто служат ему, продолжали бы следить за нами снаружи.
— Я не думала, что он сможет выследить нас здесь.
Хмурая складка чуть обозначилась между ее четко очерченными бровями.
— Да. Это и меня беспокоит. Однако, для вас у меня есть хорошие новости. Мистера Соважа разыскали и он возвращается. Если дела пойдут хорошо, он довольно скоро будет здесь…