Мастер
Шрифт:
Храни Вас Бог.
Искренне Ваш
барон Александр Оладьин
Петр поднял глаза на гонца. Тот скользнул взглядом с письма на огонь, пляшущий в камине. Убедившись, что пламя поглотило свиток, Петр спросил:
– Что ты хотел мне передать устно?
– По пути я обогнал отряд, посланный для вашего ареста, – быстро отозвался гонец. – Вам надо спешить.
– Сколько у меня времени? – спросил Петр.
– Не знаю, – пожал плечами молодой человек, – думаю, часа два. Но, может, и меньше.
– Хорошо, – кивнул Петр. – Можешь идти.
– Что мне передать
– Скажи, что зла я на него тоже не держу и все, о чем он просит, выполню.
– Слушаюсь, – произнес молодой человек, поклонился и вышел.
После ухода гонца Петр минут пять посидел, молча глядя на горящие в камине дрова, потом поднялся и негромко произнес:
– Что же, может, это и к лучшему. По крайней мере бежать в Польшу, чтобы пить там горячее молоко и страдать от ревматизма, – уж точно смешно. По крайней мере не придется вскрывать вены. Все сделают за меня.
Он прошел в кабинет, сел за стол, что-то писал там четверть часа, потом поднял колокольчик и позвонил. На пороге возник Тыну.
– Собирайся, – сказал Петр. – С этим письмом ты немедленно отправишься в Петербург.
– Может, с утра? – заскулил Тыну.
– Я сказал – немедленно! – гаркнул Петр. – Если через полчаса еще будешь в поместье, шкуру спущу.
– Слушаюсь, – склонился обескураженный Тыну. Приказаний в таком тоне он не слышал от своего хозяина уже несколько месяцев.
Тем временем Петр выдвинул ящик письменного стола, достал увесистый кошелек и небрежно бросил секретарю:
– На дорожные расходы.
– Господин, на эти деньги можно доехать до Индии, останавливаясь в лучших гостиницах! – изумился Тыну, заглянув в кошелек.
– На непредвиденные расходы, – буркнул Петр. – В Петербурге найдешь главу школы фехтования, Федора Колычева, и отдашь это письмо. В нем распоряжение одному из банков выплатить Колычеву крупную сумму. На словах скажешь, что я возвращаю долг Басову. Все, ступай.
– Слушаюсь. Потом возвращаться прямо сюда?
– Да, можешь возвращаться, – растерянно произнес Петр. – Только загляни на кладбище проверить, как ухаживают за нашим фамильным склепом, где покоятся жена и дочь. За содержание уплачено на сто лет вперед.
– Слушаюсь, – Тыну поклонился, подхватил со стола письмо и исчез.
– Ну вот и все, – произнес, поднимаясь, Петр. – Вторая попытка тоже не удалась.
Он вышел из кабинета и прошел в охотничий зал, где по стенам было развешено оружие. Постояв недолго, он выбрал испанскую шпагу и пробормотал:
– Что же, последнее веселье. Хоть фехтовать я здесь научился. Три сухопутных сражения, одно морское, десять дуэлей – и цел, если не считать мелких шрамов. В битве при Старой Руссе я сражался с тремя противниками одновременно. Интересно, сколько человек приедет меня арестовывать? Я, конечно, уже не тот… Хотя вот Басов с возрастом становится только более опасным, а я теряю навык. Может, он понял что-то большее. Ладно, мне этого уже не постичь. Живым они меня не получат.
Петр вышел в холл. Там, за обеденным столом, сидел напротив его кресла Артем. Он был в джинсовом костюме, рубашке и кроссовках, остро
– А, это ты, – хмыкнул Петр. – С чем пришел?
– Поговорить, – улыбнулся Артем.
– О чем еще говорить? – тяжело вздохнул Петр.
– О том, что сделано. О том, что должно быть сделано.
– Ничего не сделано и ничего уже не сделать, – отрезал Петр.
– Ну, зачем же так пессимистично. Можно посмотреть и с другой стороны.
– Только не надо меня уговаривать, – скривился Петр. – Ты – проекция моего сознания, и явился лишь потому, что часть этого сознания не хочет умирать.
– Вумные все стали, как вутки, – съязвил Артем. – Приходишь к человеку, говоришь с ним, а он тебе – хлоп. Нет, говорит, тебя, ты – проекция моего сознания, и весь разговор. Смешно, ей-богу.
– Ну а кто же ты? – устало спросил Петр.
– За полчаса не расскажешь, – улыбнулся Артем. – Пришел я тут сегодня к одному, говорю: “Я – бог”, а он: “Бог так бог, зачем пришел?” Нормально так поговорили. Выпить даже могли, да времени не было. Все коротко, по-деловому. Но ты же у нас интеллектуал. Тебе всю космогонию изложить надо. Рассказать, где твое место, где мое, какие взаимосвязи, да потом еще доказательства привести, чтобы поверил. Этак мы до конца кальпы [41] не разберемся. Поэтому давай исходить из того, что я знаю о тебе все, а ты обо мне ничего. Следовательно, даже если я тебе расскажу, ты все равно ни черта не поймешь.
41
Кальпа – древнеиндийская мера времени, символизирующая промежуток от возникновения мира до его исчезновения.
– Почему?
– Потому что тебе пришлось бы пройти еще большой путь, ведущий туда, откуда я пришел. Заметь, не услышать о нем, не изучить по карте, а пройти. Это большая разница. В том мире, откуда явился я, не так сложно купить книги людей, прошедших разными путями. Здесь можно найти человека, который расскажет, как он добился понимания, следуя какому-нибудь религиозному или философскому учению. Но это все карты. Идти придется самому – и рано или поздно убедишься, что собственный опыт всегда уникален. На пути нет хоженых троп, идущий по нему всегда одинок и в опасности. Но пройди ты этот путь – и нынешний разговор не потребовался бы. Мы бы сейчас сидели с тобой на берегу океана забвения и следили за полетом чаек.
– И зачем ты пришел?
– Чтобы дать тебе возможность второй попытки.
– Вторую я проиграл.
– Хорошо, – кивнул Артем. – Три миллиона триста тридцать три тысячи триста тридцать третью. Устраивает? В этих делах последней попыткой бывает только та, которая приводит к успеху.
– Попытки сделать что?
– Понять.
– Понять что?
– Опять двадцать пять! Я же тебе говорил: рассказать-то несложно, только, пока сам не пройдешь, ничего не поймешь.
– Я не могу, я устал, – опустил голову Петр.