Мастера детектива. Выпуск 12
Шрифт:
— Я тебя зову, Пэмпренетта!
Девушка наконец подошла к Пишранду, и тот взял ее за руку.
— У тебя очень красивое колечко, малышка… Кто тебе его подарил?
— Ипполит.
Инспектор все так же любезно повернулся к младшему Доло.
— Может, ты объяснишь мне, где купил такую замечательную драгоценность?
— Это вас не касается!
Полицейский с жалостью поглядел на парня.
— Я с прискорбием вижу, что ты не умнее своего папаши… потому как надо потерять рассудок, чтобы подарить
— Неправда!
— Правда или неправда, а я тебя арестую, и, поверь, в твоих же интересах — не ерепениться!
В мгновение ока Пишранд защелкнул наручники на запястьях совершенно уничтоженного таким ударом судьбы Ипполита Доло.
— Ну а теперь мы уходим… и еще раз просим извинить за беспокойство, дамы и господа… Желаю хорошо повеселиться! Ты идешь, Бруно?
— Да, сейчас!
Но Пэмпренетта, схватив его за руку, твердо заявила:
— Я иду с тобой!
После ухода полицейских и несостоявшихся жениха и невесты все долго сидели в полной растерянности. Серафина Доло беззвучно плакала на плече у мужа. Торжествующая Селестина с трудом скрывала радость. Перрин мысленно подсчитывала, во что ей обошлось это ненужное торжество. Великий Маспи старался ни на кого не смотреть. Дьедоннэ Адоль про себя радовался, что неприятная для него помолвка все же сорвалась. Жоффруа Доло с грустью думал, что его сын снова надолго засядет в тюрьму, и невольно признавал, что, возможно, Селестина говорила не такие уж глупости, как ему казалось. Но лучше всех обрисовал положение дедушка Маспи:
— В первый раз я попал на помолвку, где нет ни жениха, ни невесты!
Ипполит Доло еще не успел достаточно окрепнуть, чтобы долго сопротивляться допросам Пишранда и Ратьера. Сначала он по–детски все отрицал, но потом, когда вызванный свидетель — владелец ювелирного магазина — опознал кольцо как одну из похищенных у него драгоценностей, Доло сломался.
— Ладно… ну, участвовал я в этом деле…
Пишранд сменил Ратьера и принялся допрашивать сам:
— Так, ты уже начинаешь вести себя разумнее… Что ж, отлично, это пойдет тебе на пользу. А кто тебя втравил в ограбление?
— Антуан Бастелика.
— Ты с ним очень дружен?
— Не сказал бы, но, выйдя из Бомэтт, я сидел без гроша… Старики не особо могли помочь… А тут случайно подвернулся Бастелика… Я сказал ему, в какой сижу дыре, и он предложил прихватить меня на дело… Пока он работал, я стоял на стреме.
— И сколько ты получил?
— Кольцо и пятьсот монет.
— А твой отец?
— Отец? Да вы что, воображаете, будто мы потащили с собой старика? А вы, часом, не того? Разве это работа для моего папаши? Предок возится со всякой ерундой, а нынешние дела ему не по зубам!
—
— Просто не повезло, уж чего там…
— Кретин несчастный! Только что вышел из Бомэтт и опять вернешься туда, да еще чертовски надолго! По–твоему, это очень умно, а? Так ты себе представляешь красивую жизнь?
— Это уж мое дело!
— Согласен… А кто еще участвовал в ограблении, кроме вас с Бастеликой?
— Никто.
— Ну, как хочешь… А насчет итальянца, которого выловили в Старом Порту, случайно не знаешь, каким образом он туда угодил?
— Вы и это хотите мне пришить?
— Нет, такое дело не для сопляка вроде тебя… но ты мог кое–что слышать, а если бы дал нам наводку, глядишь, и скостили бы срок… Не так уж весело в твои годы лучшие деньки проторчать в каменном мешке!
— Ну и гады же вы!.. Не знаю я ничего о вашем макарони, а и знал бы — так держал язык за зубами.
— Твое дело… У тебя хватит времени поразмыслить… и сидеть тебе, голубчик, без солнышка, пока не высохнешь, как цикорий!
Во время очной ставки с Бастеликой Доло придерживался прежней версии. В свою очередь, Антуан подтвердил все, что сказал парень. Держался он весьма самоуверенно.
— Понимаете, господин инспектор, я слишком добр по натуре… а потому, встретив малыша и видя, как он изводится, что ничего не может подарить невесте, сразу подумал о красивом колечке. Чистое сострадание к ближнему… разве это не прекрасно?.. Вот я и взял его с собой… А теперь, конечно, жалею… Будь нас побольше, не потащили бы мальчишку на дело! С сосунками всегда рискуешь!
— Врешь ты все, Антуан!
— Ну, это вам придется доказать, господин инспектор…
— И докажу.
Пока взорам Бастелики и Ипполита рисовалось довольно безрадостное будущее, Бруно и Пэмпренетта, взявшись за руки, гуляли в парке Фаро — своем любимом прибежище. К счастью, «их» скамья как раз пустовала. Влюбленные сели, и девушка сразу прижалась к Бруно.
— Тебе правда было больно, что я согласилась обручиться с Ипполитом?
— Да я бы лучше умер, чем увидеть тебя его женой!
Пэмпренетта тихонько застонала, причем неизвестно, от позднего ли сожаления или от удовольствия.
— И ты решился бы наложить на себя руки?
— Без твоей любви мне было бы плевать на все на свете!
— Но я же никогда не переставала тебя любить!
— И хотела выйти за Доло?
— Это в отместку!
— За что?
— За ту боль, которую ты мне причинил!
— Я?
— Ну, кто из нас служит в полиции, ты или я?
Бруно слегка отодвинулся от Пэмпренетты.
— Выслушай меня хорошенько, — сухо сказал он. — Давай покончим с этим вопросом раз и навсегда! Либо ты соглашаешься стать женой полицейского и хорошо себя вести…