Мастера детектива. Выпуск 1

Кристи Агата

В переполненном бистро, стены которого были увешаны неводами и ракушками, я купила пачку «Житан» и спички. Филипп за стойкой выпил кружку пива и съел сандвич. Он молчал и даже не смотрел на меня.

Я спросила:

– Как ты добрался до Марселя?

– Не твоя забота.

– А где твой чемодан?

– Тоже не волнуйся.

Когда мы вышли, он обнял меня за плечи и притянул к себе. У меня не было желания его отстранить. Мы пошли, прижавшись друг к другу, по тротуару, на котором валялись пустые ящики – от них исходил запах водорослей. У Старого порта мы пересекли

площадь. Когда мы проходили мимо какого–то ресторана, в зеркальной витрине на мгновение промелькнули наши лица, мое белое платье, его пиджак на моих плечах – короче, мы оба, обнявшиеся, освещенные неоновыми рекламами, в тысяче километров от моей жизни. Да, правда, в тысяче километров, и это показалось мне тогда гораздо более нереальным, чем все остальное, вся история с трупом.

Когда мы вышли на улицу Канебьер, на нас стали оглядываться прохожие. Я спросила Филиппа, куда мы идем.

– К машине. Нужно узнать, кто этот тип. Нужно еще раз взглянуть на него.

– Не надо, прошу тебя, у меня не хватит духу.

– У меня хватит.

Мы подошли к «тендерберду», который я оставила на стоянке среди сотен других машин, и несколько минут неподвижно стояли рядом. Я вынула из сумочки ключи и протянула Филиппу, но он не взял их. Мимо нас, жестикулируя и галдя, прошла ватага подростков, потом, шевеля губами и озабоченно понурив голову, одиноко пробрела какая–то женщина в измятом платье. Филипп велел мне сесть за руль: нужно найти более укромное место и там открыть багажник.

Мы поехали по набережной Рив–Нев, повторяя тот путь, что перед этим проделали пешком. Когда я повернула на улицу, которая, пересекая город, забирала вверх, он вдруг сказал:

– Знаешь, Дани, у нас, кажется, есть шанс выпутаться. Если тебе подсунули этого типа по дороге, то о нем никто не знает, кроме той сволочи, которая это сделала. Между ним и тобой нет никакой связи. В таком случае и мы поступим точно так же. Выбросим где–нибудь этот подарочек и забудем о нем. И нас это не касается.

Я свернула на одну улицу, потом на другую, продолжая забираться в гору.

Затем Филипп велел мне ехать по дороге с каменной оградой, ведущей на Рука–Блан. Здесь мы не встретили ни машин, ни прохожих, и улочка была настолько крутая и узкая, что в одном месте мне пришлось остановиться и долго маневрировать на повороте. С больной рукой это было нелегко, и Филипп помог мне крутить руль. Когда мы поднялись еще выше, в пролете между двумя облупившимися стенами я увидела сверкающий огнями город – он лежал внизу, вдоль моря.

Положив руку мне на колени, Филипп дал знак остановиться. Перед домом семьдесят восемь. Я запомнила его потому, что этим номером в приюте было помечено мое белье. В темном дворе виднелся новый дом. Мы немного выждали, прислушиваясь, потом на самом малом газу въехали в ворота. Фары машины осветили блестящие двери выстроившихся в ряд гаражей, листву деревьев, лестницу. Одна машина стояла прямо во дворе. Я приткнулась позади нее, выключила мотор и фары. Двор был тихий, но узкий, и я с тревогой подумала: если нам почему–либо придется удирать отсюда, тут быстро не развернешься.

Я отдала Филиппу его

пиджак, и мы вышли из машины. Несколько окон наверху над нами были освещены, за одним из них, с задернутой шторой, угадывался голубоватый свет телевизора. Я открыла багажник и тут же отпрянула, даже не заглянув в него. Чудовищный запах ударил мне в нос, и я была в каком–то полуобморочном состоянии, когда услышала, что Филипп просит дать ему платок. Он задыхался, лицо его настолько исказилось, что стало каким–то старым, заострившимся, чужим. Наши взгляды встретились – я никогда не забуду, какой ужас я прочла в его глазах.

Я слышала, как совсем рядом он ворочал труп. В отчаянии я тупо уставилась на ворота, но совсем не из страха, что кто–нибудь появится. Об этом я даже не думала. Вдруг Филипп прошептал:

– Посмотри, Дани.

Он показал мне ружье, длинное ружье с черным стволом.

– На прикладе инициалы.

– Инициалы?

– Да, «М.К.».

Филипп заставил меня посмотреть на ружье и даже потрогать пальцем выгравированные на дереве буквы.

– Винчестер. В магазине не хватает трех патронов.

– Ты в этом разбираешься?

– Немножко.

Он вытер ружье моим платком и положил его обратно на коврик, в который был завернут убитый. Я увидела освещенное матовой лампочкой багажника лицо мертвеца с отвисшей челюстью. Филипп обшаривал карманы его халата. По наступившей тишине я догадалась, что он что–то обнаружил и потому затих.

Вдруг он резко выпрямился. Хотел что–то сказать и не смог. Словно окаменел от потрясения. Я только успела увидеть, что в левой руке он держит какую–то бумажку. Потом он закричал. Не знаю, что он кричал. Наверное, что я сумасшедшая, а он поддался бреду сумасшедшей, во всяком случае, как я теперь понимаю, его взгляд выражал именно это. В его глазах я вроде бы прочла, что сейчас он меня ударит. Кажется, я подняла руку, чтобы защититься от удара.

В тот же момент от резкой боли под ложечкой у меня перехватило дыхание и я скрючилась. Но прежде чем я успела упасть, он схватил меня в охапку и потащил к дверце машины. Помню, как с затуманенным сознанием я лежала на передних сиденьях машины, помню стук захлопываемого багажника и удаляющиеся шаги Филиппа. Больше не помню ничего.

Много позже, когда я очнулась, кругом царила тишина, в машине я была одна, мне удалось сесть и придвинуться к рулю, я жадно ловила ртом ночной воздух и плакала. Мои очки валялись в ногах на коврике. Надев их, я увидела, что часы на щитке показывают час ночи. Одергивая на коленях платье, я обнаружила бумажку, которую Филипп извлек из халата мертвеца.

Я включила свет.

Это оказалась телефонограмма, принятая, судя по бланку, аэропортом Орли. Адресована она была некоему Морису Кобу, пассажиру рейса 405 авиакомпании «Эр–Франс». Принята и записана угловатым почерком стюардессы 10 июля в 18 часов 55 минут. Я не сразу высчитала, что это было в пятницу, двое с половиной суток назад, но, когда я это поняла, все происшедшее со мной в течение последних двух дней всплыло в моей памяти как сплетение ужасов в кошмарном сне.

На бланке было написано: