Мастера детектива. Выпуск 6
Шрифт:
— Ну как, все в порядке, дорогая? — поинтересовалась она.
— Нет, опять пропал, — поспешил ответить начальник полиции. — Если ты имеешь в виду Альфреда.
— Он под диваном, — сказала жена мэра. — И ни за что не хочет выходить.
— Я забыла предупредить вас, дорогая, — сказала миссис Колкин. — Я полагала, вам известно, что сэр Маркус совершенно не выносит собак. Конечно, если он будет сидеть там тихо...
— Бедняжка, — сказала миссис Пайкер, — такой чувствительный, сразу ведь понял, что его здесь не любят.
Начальника полиции вдруг прорвало.
— Альфред Пайкер мой лучший друг, — брякнул он. — И
Но никто не обратил на него внимания. Служанка объявила, что пришел сэр Маркус.
Сэр Маркус вошел на цыпочках. Это был очень старый больной человек с маленьким пучком белой растительности на подбородке, напоминавшей пушок цыпленка. Он производил впечатление человека, усохшего в своей одежде, как зернышко ореха в скорлупе. Он говорил с едва заметным иностранным акцентом, и было весьма трудно определить, кто он такой: то ли еврей, то ли отпрыск какого-нибудь древнего английского рода. Казалось, все города мира оставили на нем свою печать: Иерусалим, Сент-Джеймс [17] и Вена, еврейские гетто Германии и Польши и самые изысканные каннские клубы.
17
Сент-Джеймс— королевский дворец в Лондоне.
— Очень мило с вашей стороны, миссис Колкин, — сказал он, — дать мне возможность... — Трудно было разобрать, что он сказал: он говорил чуть ли не шепотом. Его старые черепашьи глаза оглядели всех по очереди. — Я давно хотел познакомиться...
— Сэр Маркус, разрешите вам представить леди Пайкер, жену мэра.
Он поклонился с той слегка услужливой грацией человека, который мог бы быть ростовщиком маркизы де Помпадур.
— Такая известная фигура в Ноттвиче. — В его интонациях не слышалось ни насмешки, ни покровительства Он был просто стар. Для него все были одинаковы. Это была не его забота — различать людей.
— А я полагал, вы на Ривьере, сэр Маркус, — весело сказал начальник полиции. — Выпейте хересу. Дам просить бесполезно.
— Видите ли, я не пью, — прошептал сэр Маркус. Начальник полиции тут же сник. — Я вернулся два дня назад.
— Ходят слухи, что будет война. Как вам это нравится? Брешут, как шавки из подворотни.
— Джозеф, — укоризненно сказала миссис Колкин и многозначительно покосилась на диван.
Черепашьи глаза старика немного прояснились.
— Да-да, слухи, — повторил сэр Маркус.
— Я слышал, в «Мидленд стил» опять набирают рабочих.
— Да, верно, — тихо сказал сэр Маркус.
Служанка объявила: «Кушать подано». Ее голос напугал Чинки, он зарычал под диваном, и все пережили несколько неприятных мгновений, глядя на сэра Маркуса. Но он ничего не слышал, а может, этот шум только слегка всколыхнул его подсознание, потому что, ведя миссис Колкин к столу, он раздраженно прошептал:
— Терпеть не могу собак.
— Джозеф, налей миссис Пайкер лимонаду, — сказала миссис Колкин.
Начальник полиции заметил, что пила она с явным беспокойством. Вкус, казалось, озадачил ее, она потянула носом и попробовала еще.
— В самом деле, — сказала она, — какой вкусный лимонад. Такой ароматный.
Сэр Маркус отказался от супа, отказался он и от рыбы; когда подали первое блюдо, он склонился над большой посеребренной
— Можно мне сухой бисквит и немного кипятку? Мой врач не позволяет мне по вечерам ничего другого, — пояснил он.
— Вот несчастье, — посочувствовал начальник полиции. — Когда стареешь, ни выпить, ни поесть в свое удовольствие... — Он уставился на свой пустой стакан: ну что это за жизнь! Вырваться бы сейчас к ребятам, почувствовать себя мужчиной, в конце концов, показать им, кто их начальник.
Леди Пайкер вдруг сказала:
— Эти косточки как раз для Чинки, — и тут же прикусила язык.
— Кто это Чинки? — прошептал сэр Маркус.
— У миссис Пайкер очень красивый кот, — быстро нашлась миссис Колкин.
— Я рад, что не собака, — прошептал сэр Маркус. — В собаках есть что-то такое... — Старая рука с куском галеты беспомощно повела в воздухе. — И особенно — в китайских мопсах... — Тяв-тяв-тяв, — с необычайной злобой передразнил он и отхлебнул немного кипятку.
Это был человек, почти лишенный удовольствий: самым его сильным чувством была злоба, его главной целью — сохранение основного своего состояния — жизни, которая уже едва теплилась, как ни старался он зарядить себя энергией под каннским солнцем. Он был согласен есть галеты до конца дней своих, если это продлит ему жизнь.
«Старик уже недолго протянет», — подумал начальник полиции, глядя, как сэр Маркус запил водой последние крошки и достал белую таблетку из плоской золотой коробочки, которую он держал в кармане жилета. Сердце. Об этом можно было судить по тому, как он говорит, и по тому, как он ездит — в специальных вагонах, — когда путешествует по железной дороге, и в кресле на колесах, бесшумно передвигающем его по длинным коридорам «Мидленд стил». Начальник полиции встречал его несколько раз на приемах. После Всеобщей забастовки [18] сэр Маркус, в знак признания заслуг полиции, подарил управлению спортивный зал со всем снаряжением, но никогда еще сэр Маркус не посещал его дома.
18
Всеобщая забастовка английских рабочих в 1926 г.
О сэре Маркусе знали многие. Вся беда только в том, что слухи о нем были противоречивы. Находились люди, которых имя его наводило на мысль, что он грек. Другие, напротив, были почти убеждены в том, что его родина — еврейское гетто. Те, кто имел с ним дело, говорили, что он происходит из старинного английского рода. Его нос еще ничего не доказывал. Таких носов сколько угодно в Корнуолле и на западе страны. Его имя никогда не появлялось в «Кто есть кто», и один предприимчивый журналист, который однажды попытался записать историю его жизни, столкнулся с необычайными пробелами в его биографии: совершенно невозможно было установить источники ходивших о нем слухов. По некоторым сведениям, Маркус в молодости был обвинен в том, что обокрал одного из посетителей марсельского борделя. Однако никаких документов на этот счет не существовало. В бумагах был пробел. И вот теперь этот человек — один из богатейших людей в Европе — сидел здесь, в этой столовой, обставленной тяжелой, в стиле Эдуардов, мебелью, и стряхивал с жилета крошки печенья.