Мастерская Шекспира
Шрифт:
Все знали, что он оставил семью где-то в провинции – иные злословили: бросил! – но он беспокоился об этой семье и по возможности слал ей деньги. Деньги его интересовали, кажется, больше всего. Это делало его зажатым и несколько осторожным. Он не брал участия в попойках и пышных встречах, избегал дружеских сближений, в которых обязательно надо рассказывать что-то и о себе – не только слушать других. Вообще в кругу, в котором все хотели заработать, но предпочитали хвалиться своим безразличием к благам земным и тратами вперемежку с нищетой, он
Марло подтрунивал над ним. Грин и Нэш откровенно издевались. Он был недостаточно образован, а они как-никак – «университетские умы»… (Кроме него таким же неучем слыл Томас Кид – одна лишь «грамматическая школа» да и то провинциальная, но Кид, считайте, уже знаменит – на сцене его «Испанская трагедия».)
В кругу, где безденежье, несчастье и крутой нрав считались как бы метой художества натуры, новичок меньше других походил на художника.
А кому пришло в голову впервые дать ему переделать старую пьесу для постановки и что за пьеса – по сей день не знает никто и вряд ли узнает.
Но предложение Хенслоу, да еще с подачи Марло, явно было не первым.
Во всяком случае… сэр Уильям Давенант (будущий сэр), сам драматург – а он почитал себя им, – вполне мог сочинить этот диалог с Хенслоу… Да диалог, вероятно, таким и был!
Марло вошел в комнату и сразу, без приглашения, рухнул на стул за чужим столом, как за своим. Стол выделялся в полупустом помещении. Не было больше ничего, кроме кровати и комодика.
– Вина не дашь? – спросил Марло как-то само собой, как естественное.
– Ну конечно, – сказал хозяин комнаты Уилл. Принес тотчас бутылку и два стакана.
– Ты сам-то пьешь? – осведомился Марло.
– Но немного…
– А-а…
Ну и порядок у тебя, – сказал гость чуть не с отвращением. – Кто-то прибирает, что ли?
– Да нет, я сам.
– Я бы так не мог. Ты бы видел, что творится у меня!
– Я видел. Я же был…
– Ах да. Я запамятовал. Но художник не должен жить в таком порядке! Знаешь Пиля? Здесь пишет, здесь и жрет, и срет. А жена и дочь жарят ему жаворонков на ужин. Все рукописи в масле подсолнечном… И полный ночной горшок у стола.
– Да я не умею в беспорядке! Мне не работается!
Марло глотнул вина, много глотнул, С удовольствием. Даже показалось – он им полощет горло, прежде чем заглатывает.
– А ты не будешь пить? – осведомился. Пожал плечами. – Ты странный! Это та самая пьеса? «Генрих VI»?
– Да, – сказал Уилл.
Марло принялся читать рукопись из разрозненных листков. Бумага была в те поры дорогая, ее берегли, потому рукопись была заполнена правкой до отказу.
Марло читал внимательно, ничего не скажешь. А Уилл зажег и поставил пред ним еще одну свечку.
– О-о! – сказал Марло. – Ты даже не жалеешь денег на свечи?
– Как их жалеть? Я при них работаю.
– Странный ты. У вас в провинции все такие?
Уилл
– Есть всякие! – он знал, что пойдут вопросы.
– У тебя там семья?
(Разумеется. Этого разговора новенький не любил, как мы уже поняли.)
– Да. Дети. Трое, – сказал с неохотой.
– А почему ты их не возьмешь сюда?
– Им тут будет неуютно. И как я буду тогда зарабатывать для них деньги?
– Ходишь по мальчикам?
– Нет.
– По девочкам? Учти, розы в этом районе – сплошь заразные! – «Розами» именовали проституток. И театр «Роза», что скрывать, был назван в их честь – для привлечения публики. И почти не было антрепренера театра, который не владел бы еще борделем. – Винчестерских особенно бойся!
(«Винчестерскими» звались жившие в доме епископа Винчестерского.)
– Да и женщины вообще, от них дурно пахнет, – сказал Марло. Он, верно, ожидал продолжения разговора, но Уилл промолчал тактично. И он вновь уткнулся в рукопись. Читал с интересом. А Уилл с известным авторским волнением смотрел на него.
– Про королеву Маргариту и Сеффолка сам придумал?
– Ну да…
– Это хорошо. Впрочем… Но это ж второй сюжет, как-никак… параллельный!
– А пусть! – сказал Уилл.
Марло снова отвлекся.
– Ты что, у винчестерских никогда не был?
– Почему? Только редко. Раза два или три…
– Смотри, не заразись! Вот почему мальчишки лучше! А Маргарита тоже любит его?
– Сеффолка? Конечно! – откликнулся почти радостно. – Он и вытащил ее из Франции королю Генриху в жены. Надеялся на ее милости.
– И как? Добился? Милостей?
– А как же!
– Мне нравится, пожалуй, – Марло стал читать вслух:
– Ишь! – сказал он. – Неплохо… Только… жирно пишешь!
– Что значит – жирно?
– Метафор много.
– Может быть! – согласился собеседник.
Гость снова оглядел стол. С непониманием или завистью. Стол был лыс, как череп. «Аккуратист!» – выругался про себя. Ничего, кроме рукописи и принесенной гостю бутылки с двумя стаканами. Да еще на самом углу – две книжки в стопку. Холиншед, конечно – куда денешься от Холиншеда? И кипа исписанных листков, скрепленных каким-то металлических зажимом. Марло взглянул: это был, конечно, Холл: книга про «союз благородных и величественных семейств – Ланкастеров и Йорков» (это тех, что развязали войну Алой и Белой розы). Хозяин сам переписывал, должно быть!