Мастейн. Автобиография в стиле хэви-метал
Шрифт:
Тот день, когда мы записали демозапись 'Crush 'Em', был одним из моих худших дней в профессиональной жизни. Не успели мы закончить, как я вышел из студии, последовал прямо в ванную комнату и меня вырвало. По правде говоря это была сухая рвота – я был настолько расстроен весь процесс записи, что не мог в то утро заставить себя что-нибудь съесть. Я знал, что совершил большую ошибку. Бад убедил всю группу, что нам был нужен еще один хит, и 'Crush ‘Em’ и станет такой песней. Я мог прекратить все это. Но я этого не сделал. Я хотел сделать всех счастливыми. Я хотел быть хорошим солдатом. Если бы дела пошли плохо, по крайней
О, это плохо. Плохо, плохо, плохо.
Так и вышло. 'Crush 'Em' была использована в качестве саундтрека к фильму "Универсальный Солдат: Возвращение" и стала основным гимном НХЛ, как я и надеялся.
Тем не менее, я не особенно успокаивал себя этим. 'Risk’ был по праву отвергнут фанатами Мегадэт (которые почувствовали себя обманутыми), а критики устроили настоящий разнос (которым была предоставлена возможность на блюдечке с голубой каемочкой вдоволь постебаться над нами). И хотя в 'Risk' были некоторые удачные элементы и тексты, которые я могу не стесняясь назвать своими, по большей части это был провал – музыкальный и коммерческий просчет.
Вслед за 'Risk', я поклялся вернуть свою музыкальную целостность, которая в первую очередь состояла в том, чтобы взять бразды правления над Мегадэт. Это также подразумевало увольнение Бада Прагера, что было нелегко, так как мне нравился Бад и должен признаться, он сделал для Мегадэт именно то, ради чего и был нанят. Это также подразумевало уход от Кэпитол Рекордс к новому лейблу - Сэнкчюэри, и требовалось убедить других участников группы, что настало время вернуться к нашим металлическим корням.
К сожалению не все с этим согласились.
“Я ненавижу свою жизнь. Ненавижу работу. Ненавижу свою группу. Ненавижу своих детей. Ненавижу тебя. Хочу повеситься прямо сейчас”.
Зацените гидравлику на тыльной стороне моей правой руки!
Фотография сделана Дэниэлом Гонзалесом Торисо
На свой сороковой день рождения где-то между Ванкувером и Фениксом во время восемнадцатичасовой автобусной поездки по тихоокеанскому побережью, я оказался на телефоне, разговаривая со своим старым другом и вечным соперником Ларсом Ульрихом.
Время было у меня в руках, время для размышлений. Двумя днями ранее мы отменили выступление в Сиэтле, чтобы почтить память жертв трагедии 11 сентября. Вечером 12 сентября мы отыграли в Ванкувере перед чрезвычайно благодарной и воспитанной публикой. Вскоре после шоу, совершив путешествие по воздуху в Северную Америку до пункта конечной остановки, мы сели на автобус, чтобы совершить длинный путь домой.
Пэм запланировала большое празднование в честь дня моего рождения, и я не хотел ее разочаровывать.
Но затем состоялся разговор с Ларсом
Вы можете задать резонный вопрос, почему я подверг себя таким болезненным испытаниям, почему я позже отложу свое прибытие домой лишь для того, чтобы удовлетворить запрос от Ларса, с которым не был особенно близок. Ну, это трудно объяснить. Вомозножно, это было как-то связано со степенью незащищенности, последовавшей трагедии 11 сентября. Возможно это всего лишь чувство, что старые раны нужно залечить. Возможно – и мне больно это признать, я все еще питал некоторую надежду на реюнион, в котором я бы выступил на одной сцене с Металлика. Не могу сказать точно. Несмотря на это, я был готов к участию в этом процессе. Я полагал, что пережил достаточно консультаций, вызванных Металлика, что мог бы также пройти консультацию с самой Металлика.
Когда я прибыл в отель, Ларс познакомил меня с консультантом и сказал: “Эй, чувак, не против, что мы снимем это на пленку? Потому что это будет часть того фильма, над которым мы работаем”.
Я не глуп. Может быть, немного мазохист. Но не глуп. Я сразу понял, что попал в засаду. Тем не менее, я подумал, что может быть что-то ценное в том, чтобы принять участие в этом проекте. Моим единственным условием было то, что мне будет предоставлено право утверждать любые сцены, в которых я принимаю участие: если мне не нравится фильм или моя роль в нем, значит, продюсеры не буду использовать эти съемки о моей встрече с Ларсом.
Затем мы провели интервью, и оно было действительно откровенным и искренним.
Я постарался быть абсолютно откровенным, в результате чего мы оба заплакали и поделились чувствами, которые никогда не выражали открыто. Я говорил больше, чем Ларс. Я сбросил с себя груз ответственности за все те вещи, которые хотел сказать: сожаление о том, как вел себя в месяцы до своего увольнения (“Я…облажася”); гнев по поводу предательства; печаль об этом долгом путешествии домой. Я хотел, чтобы он понял, что даже спустя все эти годы, я по-прежнему чувствовал боль - ощутимую и неизбежную.
Интервью длилось около получаса. Мы с Ларсом попрощались и поехали домой.
Прошлое некоторое время, прежде чем я задумался об этом снова. Затем, когда я увидел эту съемку, вместе с образцами материалов, появлявшимися до и после сцены со мной – и решил, что больше не хочу быть частью этого документального фильма, не только потому, что мне не нравится то, как была отредактирована сцена с моим участием.
Безусловно, контекст имеет решающее значение, но то, что я увидел впоследствии, имело ложный и манипулятивный налет. Было утверждение Ларса, которое я должен был пересмотреть – что мое появление в документальном фильме на самом деле поможет моей карьере. Мне это казалось циничным и неверным. Я не хотел иметь ничего общего с этим фильмом.