Мастиф
Шрифт:
Дело, на первый взгляд, было вовсе пустяковым. На дальнем покосе, который обычно делили на всех «по паям», один из косцов скосил больше. Слово за слово — и в ход пошли кулаки, а потом и косы. Схватились за оружие. Александр даже рассмеялся, когда увидел две кучки встрепанных мужиков, настороженно наблюдающих друг за другом через прицелы автоматов и пистолетов. Вокруг — дети, бабы, старики; орут… Как психопаты, ей богу. Начнут стрелять — все лягут, никто не уйдет без стального подарка в свинцовой рубашке. Двое уже лежат. Косами, видно, порезались.
— Вы что, мужики? —
— Пусть эта рожа сучья извинится сначала, — сказал знакомый голос из толпы справа. Много обидных слов наговорили друг другу мужики. Ох уж язык без костей… И чей это язык?
— Белый, мля, это ты, что ли? — воскликнул Саша.
— Я, — ворчливо отозвался голос, и вперед степенновыступил плотный кругломордый и краснорожий дядька.
— Белый, это ты? — уже изумленно повторил Александр. — А где ж твои мослы?
— Были мослы, да прошли…
Толпа слева стихла. Для них дело принимало совсем скверный оборот. Андрей Седухин по кличке «Белый», отец двоих сыновей (один из которых уже валялся на стерне с перерезанными сухожилиями на ногах) — оказался другом Мастифа. Да и «волкодавы» хлопают бывшего друга по плечам и спине. Все, совсем плохо…
— Что же ты, Андрюха, делаешь? — сурово спрашивал Мастиф через секунду. — Мозги жиром заплыли? Больше всех надо?
— Надо! — с вызовом ответил бывший «стачечник». — Чего он нашу межу скосил?
— Кто — он? — холодно спросил Мастиф.
Толпа слева раздалась в стороны, словно отрекаясь от высокого костистого парня с охотничьим ружьем в руках.
Александр почесал затылок:
— Ёб вашу мать, наровно поделите…
— …уй соси! — хором отозвались Белый и парень, которого Мастиф про себя сразу окрестил «Костлявым».
— Вота как, — проворчал Мастиф, но так, чтобы никто не слышал. — По-людски не хотите. Значит, будем по-звериному…
— Ладно, решим по-иному, — сказал он гораздо громче. — Кто тут на поле самый молодой? Давайте, попросим мальцов решить проблему за отцов. Пострелята, идите сюда! Идите, идите. Да не боись, не трону…
Люди еще не понимали смысла затеи. Саша выбрал из левой толпы большеглазого крепыша, а из правой — довольно высокого мальчугана.
— Сколько лет? — спросил Мастиф сурово.
— Шесть, — ответил один.
— Шесть, — эхом отозвался второй.
Александр подобрал одну из кос, вытащил меч Полеслава, одним движением перерубил древко, сделал из длинной рукояти деревянное копье.
— Кощей, дай нож, — попросил Мастиф.
— Пойдемте, пареньки…
Мастиф подошел к спорной меже (сколько земли вокруг, даже оглянутся страшно, а сцепились все-таки, из-за поганой сотки!), воткнул косовище без косы острием вверх. Прямо в середку «прохода» вогнал, чтобы все видели — никому лишнего не достанется. Люди широким кругом столпились вокруг Мастифа и двух мальчиков.
— Вот тебе нож, — вложил в маленькую потную ладошку оружие. — И тебе, — вытащил Мастиф свою «Барракуду».
— Будете биться до смерти, а ваши папаши — на вас пусть смотрят, коли не могут сами такой пустяковины решить, — говорил
— Тому пацаненку! кто проиграет! — уже кричал Мастиф. — Я отрублю голову! и насажу на этот кол! Чтоб теперь каждый знал, где его межа проходит! Ну, что встали!
Глава 27
— Да что же вы смотрите, мужики! — взвился в небо бабий вопль.
— Гаврилка! Отпусти меня, морда!
— Сами позвали…
— А-а! Ы-ы! Урод, сволочь, гад поганый, сын собачий! — набирала обороты толпа.
— Я тебя убивать буду! Убери пушку!! Не понял, что ли?!!! — ревут «волкодавы». Сейчас кто выстрелит — и понесется кровавая забава.
— Тиха-а! — рявкнул Мастиф.
И, словно по мановению волшебной палочки — все стало стихать, мужики утирали потные лбы, бабы давно похватали ребятишек, ножи валялись в траве. Александр подобрал их, совершенно спокойно вложил «Барракуду» в ножны.
— Ну что, угомонились? — спросил он громко.
Угомонились. Сняли ненависть. На «собачьего сына» перебросили.
Мастиф сплюнул под ноги, посмотрел на «Белого», потом — на «Костлявого». Оба сникли, насупились. Видно — поняли.
— Что мы — звери? — совсем негромко сказал «Белый», но услышали все.
— Дядька Андрей, — попросил «Костлявый». — Давай по-хорошему. Надо же, а? Чего это мы так? А, дядька Андрей!
— Ну, я здесь больше не нужен, — объявил Мастиф и собрался было уходить, но заметил далеко, на краю поля две фигуры. Женщины, обе — в городской одежде, которая так нелепо смотрится на широком лугу среди бесконечныхволн светлой травы.
— Это кто? — спросил Мастиф.
— Это так, — отозвался Андрей Седухин, который уже тряс руку бывшего кровного врага. — Из социальной защиты приходили. Спрашивали — сколько урожай собираем?
— Спрашивали, значит, — сказал Мастиф, и брови на лице сошлись в стальную полосу. — Спрашивали, говоришь…
Город спокоен и пустынен. Кажется, что серые здания вокруг — это гигантские склепы с широкими, грязными стеклами. Некому бить эти стекла. Всех бандитов и хулиганов, включая тех, кто был в погонах — перебили сверхчеловеки в первый же день. Страх вполз на улицы. Страшно выходить ночью из темного дома.
Каждый подъезд провонял — люди не слишком стеснялись отсутствия канализации. Кое-где видны потеки буйного пламени — видно, чересчур обогревались зимой. Но живут, все еще живут в городе. Приспосабливаются. Так уже приспособились, что снова решили рабов себе завести. Да только рабы теперь дикие пошли. Без боя не сдаются. Да что без боя! Умные стали рабы… Как только почуют, что где-то объявились новые претенденты в «хозяева» — в штыки их, в кровь, в мясо.
— Хитрые стали, — гудел под ухом Кощей. — Во дворах спрятались. Там раньше комитетское здание было. Три подхода, все перекрыто баррикадами, на крышах — снайпера сидят. И внутри — сотня бойцов. Может, больше. Начальство внутри, с семьями… Надо народ собирать. Всей лавой навалимся — и конец всему…