Мастиф
Шрифт:
— Кто?
Но не придет Шпак: мало простой силы для того, чтобы остаться в живых.
У Андрея Павина сгорело почти все — и шкаф с книгами, и рояль, и резной стол на кухне. Хорошо, что тетрадь Саша хранил в надежном месте. У Наиля обнаружилось два ящика патронов под кроватью. Вот это запасливость — подумал Александр устало.
А к себе он заходить не стал. Тошно.
Мастиф загрузил оружие в кузов старенького «уродца», грузовика из металлолома, собранного сверхчеловеком по имени Гаврила. Семейная реликвия, повидавшая виды, насквозь прошитая пулями и осколками… Но все-таки бегал грузовичок, или как его теперь назвать — сверхгрузовичок? Не ломается, бензина ест три литра на сто километров, в огне не горит, в воде не тонет, по любому болоту пройдет — уже испытано. Не машина, а монстр какой-то. Если трос за клык уцепить, этот «уродец» и двадцатитонный БТР без колес
Мастиф решил поступить так же, как и его предшественники. Может, конечно, это жестоко и некрасиво, но всегда делали так. Он нашел крепкие веревки, подъезжал к трупам, зацеплял их за ноги, волочил за собой — к новому трупу, пока не собрал всех. Так всегда поступали — надо соблюдать традицию. Война — она всегда война, нет в ней некрасивого и жестокого, она рациональна. Либо проиграл — либо выиграл, хотя в чем разница? Главное — напугать, устрашить, любым способом, пусть оружие из рук само падает. Особенно это на новичков хорошо влияет… Добродушие как рукой снимает…
Александр понимал, что в его четком и хорошо выверенном плане все же есть изъян. Слишком много он на себя взвалил, не справится, в одиночку точно не потянет. Но сомневаться не хотелось. Сомнения — удел слабых. Пока эсеры сомневались да прикидывали — надо или не надо бросать бомбу вон в того генерал-губернатора, социалисты уже целое сословие к смерти приговорили — без всяких оправдательных слушаний. Чингисхан татар всех вырезал, современные татары — это так, иллюзия, калмыки больше, а не татары. Святослав хазар вытравил под корень, испанцы — инков, англичане — австралийцев, римляне — этрусков, греки — троянцев. Ахилл, кстати, с Гектором точно так же поступил, как и Мастиф с группой захвата. Захватчики, ё-моё…
Глава 37
Он выволок их на центральную площадь утром следующего дня, поднялся на пожарную каланчу — местную достопримечательность, вытянул трос, перекинул на другой конец башни, снова спустился. Редкие прохожие бежали, только завидев страшную ношу за грузовиком. Да и сам Мастиф, честно говоря, никого видеть не хотел. Мотор взревел, поднимая тонны мертвого мяса на тридцатиметровую высоту, Александр сделал широкий круг, украшая каланчу словно новогоднюю елку. Хорошо получилось. Своевременно, злободневно, а главное — адекватно.
Меч. Куда деть меч? Немного поколебавшись, Саша выбросил его в канаву. Потом напряг ладонь, ощущая рукоятку — и голубая сталь снова перед глазами, улыбается зеркальной гладью, надежная, послушная, хорошая. Мастиф улыбнулся еще шире и снова выбросил подарок Полеслава. Сейчас лишняя тяга ни к чему, а там… посмотрим…
Котенок только урчал, будто соглашался: «Пр-равильно, пр-равильно»…
Эпилог
Мастиф пропал. Поначалу многие вздохнули с облегчением. Может, его сверхчеловеки забрали? И черт-то с ними!
Но иногда, очень редко, приносились вести. То там его видели, то здесь. То литровый баллон с кислородом сопрет из хозяйственного магазина в деревне, то дорогущую видеокамеру — из центрального городского универмага. Ходит один, ни с кем не разговаривает, живет, по всей видимости — в лесу. Пару раз вызывали войска, и обшаривали целые районы — но бандит словно сквозь землю проваливался.
И стало забываться страшное имя, многие решили — что он сошел с ума; что решил удалиться от людей. Это только на руку всем. Надо пережить, вздохнуть, плюнуть и забыть. Не было никогда… А за что он там реки крови лил… да мало ли крови течет? Даже сейчас. Взять, например, странную ситуацию с татарами. Или же со братьями-славянами — хохлами да малороссами. Да что там — и свой, русский мужик из узды вышел. За восемь лет, словно грибы из-под дождя, появились сотни странных поселений, десятки областей, где вновь хотел возродиться неистребимый дух. И откуда только это чудное, почти первобытное желание русского мужика — быть хозяином всего? Словно весь мир принадлежит ему одному, сам себе на уме, никого не слушает, все по-своему… Но с этими просто, опыт есть. Вооруженные экспедиции, чересчур прытких — в железо, пусть себе дальше работают. Нельзя, чтобы хлеб и мясо у всех было — да еще за копейки… Пусть Ванька лежит на печи, пьет горькую, надирается и надрывается помаленьку — за то, чтобы продналог или оброк сдать, барщину отработать; а за себя думать не смей! Все уже придумано, и вообще, много таких умников — хозяев, блин, земли русской… А коли захотел землицы — так в Сибири ее множество, осваивай — не хочу.
Но
Налоговики щеголяли черной влитой формой. Работали без передышек паспортные, регистрационные столы, надрывались центральные управления и всевозможные палаты, записывались акты, фотографировались лица и морды, выправлялись справки, все и вся регистрировалось, учитывалось, проверялось и перепроверялось, кассировалось, облагалось, датировалось, подписывалось, штампировалось, заверялось и подпечатывалось, документировалось, подтверждалось, передавалось и сдавалось, учреждалось, принималось и рассматривалось, дублировалось, ксерокопировалось, актировалось. Формировалось.
Лось — это зверь или суффикс с окончанием?
Мастиф сквозь объектив видеокамеры не спеша рассматривал город, который расстелился между сопками. Гиблое место, суровое. Но и здесь живут люди — несмотря на «полярную» ночь, мокрые морозы под пятьдесят градусов, и холодный, вечный ветер с моря. За два года Мастиф бывал здесь уже восемь раз. Летом, осенью, весной, зимой… Каждый раз — лежал на земле и смотрел, привыкал, осваивался. Время для своего дела он выбрал подходящее. Ненастный август, ночью уже подмерзают лужи, темнеет очень быстро и над городом висит непроницаемая полумгла. Сторожевые вышки по берегу — это для детей. Мастиф мог двигаться по земле почти незаметно, а на дело пойдет под утро, еще в темноте; спустится с сопки, проползет в такт ветру, ни одна душа, даже если очень захочет — не увидит и не поймет. Он уже проверил маршрут. Полтора километра — спуститься с дальней с сопки, два километра под водой, потом дно пойдет резко вверх, старая затопленная баржа, остатки противолодочной сети… Главное — держать азимут.
Трудно идти под водой. Не страшно — жутко. Темень, холод страшный, и кажется, что вот-вот появится оскаленная пасть. Насмотрелся в свое время всякой херни по телевизору… Нет там никаких челюстей. Двести метров мрачной толщи над головой — а дно ровное, песчаное, одно удовольствие. Отцепить бы груз с ног — и всплыть, пока еще не поздно…
Отсюда, с дальней сопки, совсем не видно людей. Два года назад Мастиф пришел сюда — и начал считать. Он считал машины, дома, беспризорный собак, матерей с детьми, прапорщиков хозяйственной службы, молодых лейтенантов, матерых полковников. Подводные лодки тоже считал — поначалу у него запестрило в глазах от такого количества. Целыми днями лежал на каменистой земле и — считал. Сколько сошло на берег, сколько вернулось? Состав экипажа он знал — сто пятьдесят человек. Это на одной лодке. А около города их восемь штук — только атомных (другие Мастифа не интересовали). Три — громадные баржи типа «Касатка», или, как их еще называют за рубежом — «Ураганы»; и еще четыре — «Комсомольцы», хотя Мастиф и не знал точно их серию (только номер проекта — 671); но в свое время эти лодки заменили «Ленинских комсомольцев». Были большие дизельные, но Александр не был уверен, что они с ядерной начинкой, а рисковать не хотел. Ему нужна была лодка с термоядерным оружием — и на ошибку он не имел права. Кроме этого на рейде стояли тральщики, транспортные корабли, пара крейсеров, десяток ракетных катеров. И еще — десятки, если не сотни брошенных лодок, они заняли море едва ли не до горизонта, дожидались своей очереди в утиль. Которые выглядели получше — стояли на якорях, сцепленные друг с другом. Остальные — на боку вдоль берега. Мастиф уже был там, среди брошенного гулкого железа, в мрачном стальном холоде. Но оружия на этих лодках не было. И если быть честным, то атомоходов из них было только двадцать три штуки. Остальные, похоже, дизельные — Мастиф потихоньку начал разбираться в очертаниях боевых кораблей. Была еще одна, которая лежала на стапелях — завод по выпуску боевых машин продолжал работать.