Мать и мачеха
Шрифт:
Если Глиер был дирижером-художником, то композитор и дирижер Хачатурян был воистину "махальщиком". Так называют оркестранты дирижеров, которым лучше бы не подыматься на подиум, перед оркестром, видевшим и Глиера, и Натана Рахлина.
Я вспоминаю Хачатуряна-махальщика, хотя, как известно, он был талантливым композитором. Я люблю его симфонии, его концерт для скрипки с оркестром, его балет "Спартак". Его огненный "Танец с саблями" из балета "Гаянэ" исполнялся по Всесоюзному радио столько лет, что его знают и те, кто никогда не посещал балет...
Но меня, концертмейстера, он мучил как дирижер. Может
Наверное, нетрудно себе представить, какая мука для концертмейстера -неуверенность, неясность движений дирижера. Невыразительность того, что он так старательно пытается изобразить... Чего он добивается? Какую мысль он вкладывает в свои отнюдь не скупые жесты? В конце концов "махальщика" оркестр перестает воспринимать всерьез.
Беда, если к тому же "махальщик" не уважает музыкантов, не считается с ними, а то и грубит.
Скажем, вот как проходили репетиции с Хачатуряном. В те дни он привез к нам свою новую работу для кино. Если не ошибаюсь, это была музыка для фильма о Сталинградской битве. В ней победно звучали трубы. Медь оглушала. На первой репетиции естественно требовать, чтобы медные духовые инструменты звучали в полную силу. И, допустим, на последней. Хачатурян требовал, чтобы "группа медных" дула во всю силу легких на каждой репетиции, сколько бы их ни было. В полную силу дуть трудно. У музыкантов лопались в кровь губы. Но какое дело Хачатуряну? Такой пройдет к своему успеху, даже если у всех нас лопнут и губы, и барабанные перепонки. Он был беспощаден, хотя в большинстве случаев в этом не было никакой необходимости. Он брал не качеством, а количеством репетиций, втрое-вчетверо большим, чем у Шостаковича или Глиера, композиторов несравнимо более сложных и глубоких.
Тут необходимо сделать одно замечание. Элемент "бесчеловечности" был присущ и таким выдающимся дирижерам, как Малер или Тосканини. Они бывали, судя по воспоминаниям современников, деспотичны. Доводили и самих себя, и музыкантов порой до изнеможения. Однако нетрудно понять, что их "странное" поведение объяснялось не натурой, не вздорным характером, а тем, что они требовали от оркестрантов понимания своего замысла, своей необычной трактовки и точнейшего выполнения своих замыслов, которые часто постичь сразу невозможно. По крайней мере, тяжело.
Хачатурян наших духовиков оскорблял, но... не всякое резкое слово и даже оскорбление -- оскорбляет. Скажем, блистательный дирижер Стасевич, которого, по обыкновению, привозил с собой Шостакович, был человеком невыдержанным. За словом в карман не лез и мог сказать, что думает, грубо, не выбирая выражений. Музыканты поначалу решили даже, что он "сдвинут по фазе", то есть немного сумасшедший. Возмущались его резкостью, хотя и были покорены его яркой талантливостью. Кто-то из музыкантов даже вынужден был заметить Стасевичу, что симфонический оркестр хотя и не парламент, но "непарламентские выражения" и здесь нежелательны.
Он вздрогнул тогда, Стасевич, как если бы его ударили. "Ради
– воскликнул он.
– - Говорите мне все, что угодно. Бейте меня, но ищите то, чего я добиваюсь..."
Этими словами Стасевич добился необычной, почти домашней атмосферы, взаимной искренности.
О да, одно дело, когда дирижером-дилетантом движет разнузданность четырежды лауреата Сталинской премии и сталинское же бесчувствие к человеку, а совсем другое, когда дирижер -- фанатик своей трактовки, выходит из себя, не встречая понимания оркестрантов. Хама от энтузиаста-максималиста музыканты отличают сразу...
Стасевич умер за дирижерским пультом. Советская музыка обязана ему многим.
Подобной неистовостью и жертвенной самоотдачей обладал и знаменитый Натан Рахлин. По силе таланта равных ему не было. Он воистину был "бурный гений". Самородок, умевший завладеть оркестром настолько, что мог делать с ним что угодно. Это и не каждому "бурному гению" дано...
Дирижировал он на память. И 9-ю симфонию Бетховена, и 6-ю Чайковского -- самые свои любимые, и куда менее любимую им музыку современных композиторов типа Майбороды. Он искал новые формы выразительности непрерывно. Предупреждал оркестр перед первой репетицией: "Будьте внимательны, на концерте, возможно, буду иначе дирижировать". И так почти что в каждый свой приезд.
Я не помню рук более выразительных. Более изобретательных. Порой у него говорили не только руки, но -- каждый палец. Например, в 6-й симфонии Чайковского, в конце 1-й части, когда струнные играли пиццикато, то есть без смычка, пальцы щиплют струны. Он каждый звук оркестра как бы снимал резким движением ладони. Слева направо. Эти звуки становились звонче, выразительнее. В них было что-то устрашающее, чего он, как я понимаю, и добивался...
Или, скажем, во "Франческе да Римини" у Чайковского (по Данте). Когда контрабасы начинают звучать, он своей огромной лапищей делал непередаваемое движение. Точно орел когти выпускает и втягивает. Странное движение, но все вдруг понимали, как надо контрабасам вступать... Ох, как они вступали! Мороз по коже подирал.
А кончил гениальный дирижер трагично. Он был гением музыкальным, а не административным. А от него, художественного руководителя и дирижера Киевского симфонического оркестра, требовали, чтобы он был ловкачом и умел ловить рыбку в мутной воде...
Близился государственный праздник, почище первопрестольного: воссоединение Украины с Россией. Круглая дата. Прибыли на торжества Хрущев и Булганин. Киев в цветах и плакатах. Богдану Хмельницкому -- памятник и юбилейные кантаты. Немыслимая суета. В этой суете, под юбилей, Хрущев, по просьбе украинских партийных ходоков, поднял ставки оркестру Киевской оперы более чем в два раза. Чтобы они были точь-в-точь как у оркестра Большого театра Союза СССР. Чтоб воссоединение было на равных, что ли?..
Большой симфонический оркестр Натана Рахлина был в те годы несравненно выше по мастерству музыкантов и уровню исполнения оркестра Киевской оперы с ее неизменным репертуаром. Оркестранты Натана Рахлина были возмущены: в опере концертмейстеру платят в месяц 500. А у Натана Рахлина 200! Много Хрущев в своей жизни напутал. Не предусмотрел. И тут тоже...
Как ни пытался Натан Рахлин доказать, что "под юбилей" совершена несправедливость, он не был ловкачом. Не пробился к Хрущеву под "добрую руку", хотя Хрущев порой даже похлопывал Натана Рахлина по плечу одобрительно.