Мать Лжи
Шрифт:
Оставшись наедине с Пьеро, Оливия опустилась на колени перед постелью и повторила молитву мертвых — последнее прощание. Древние благозвучные слова ее утешили. Потом она перешла в зал, где собрались старшие должностные лица города. Оливия велела им приступить к выполнению необходимых процедур, к которым они так долго готовились. Тело Пьеро следует обмыть и положить в Зале с Колоннами, а к Пурке отправить посланца с сообщением о смерти дожа. Но прежде всего надо известить юстициария. Только после того, как Голос Куарина объявит о конце правления Пьеро VI, можно будет приступить к дальнейшим действиям.
Оливии полегчало. Страдания ее мужа закончились; очень
Она приняла ванну и облачилась в черные траурные одеяния. Коротко помолилась в дворцовой часовне и отправилась в Зал с Колоннами. В центре стоял катафалк из черного резного дерева, украшенного позолотой. Трон накрыли черным шелком, а все остальное вынесли из зала. За громадными колоннами рыдали боги, дождь стучал по листьям и лужам. Завтра сюда придут жители города, чтобы оказать последние почести своему дожу. Они будут входить в зал с одной стороны, а выходить с другой. Сколько соберется народа? Долгие годы Пьеро презирали: он проиграл войну и отказался от своих прав. Позднее Оливия почувствовала, что настроения в городе изменились — война подходила все ближе, гибли города, появилось множество беженцев. Людям напомнили, каких страданий они избежали шестнадцать лет назад, и если они не лишились разума, то должны скорбеть о потере дожа, до конца хранившего верность родному городу и вставшего между ним и злом. Ведь дож принес в жертву всех своих детей.
Вокруг гроба стояло двенадцать огромных серебряных канделябров, каждый в человеческий рост. В них поместили черные свечи, которые начали зажигать, когда Оливия вошла в зал. Пьеро не отличался высоким ростом, но на их свадьбе он показался Оливии очень большим, а сегодня, наоборот, совсем маленьким. Было видно только его голову; все остальное скрывал золотой саван, доходивший до подбородка. За время болезни его волосы и борода полностью поседели. На нем была корона, рядом лежал украшенный драгоценными камнями меч — символ власти. По мере того, как зажигались свечи, от катафалка начинало исходить печальное сияние.
Из темноты появился гофмейстер.
Оливия вручила ему свою печать и произнесла необходимые слова:
— Передайте это юстициарию, Голосу Куарине, и сообщите ей, что боги отдают город в ее руки. — Гофмейстер поклонился и исчез так же тихо, как пришел.
У них над головами парили летучие мыши. За колоннами дождь застучал еще громче. Слуги раскланялись и вышли, оставив Оливию наедине с воспоминаниями. Все кончено. Ее труды завершились. Скоро Голос Куарина возьмет все в свои руки. Несомненно, она уже вызвала прорицательницу, писарей и всех тех, чье присутствие необходимо для исполнения множества формальностей… а что потом? «Победитель»… Последнее слово Пьеро все больше и больше казались посланием богов. Дож не приходил в сознание тридцать дней, но Селебра была его жизнью — почему же боги не дали ему назвать имя преемника? Оливия до сих пор этого не понимала.
Возле северных дверей раздался стук, и Оливия бросила суровый взгляд на крупного мужчину, который, прихрамывая, шел к ней. Пурке тяжело опирался на копье, которое использовал вместо посоха. Его стук был странно непохож на стук ноги из слоновой кости. Полосатая одежда Пурке намокла, седые волосы превратились в крысиные хвостики. Ему хватило
Он остановился по другую сторону гроба и посмотрел на Оливию.
— Дож был одним из самых храбрых мужчин, которых я когда-либо встречал, миледи, — сказал Пурке.
Он еще смеется! Оливия резко спросила:
— Что вы хотите сказать?!
— Именно то, что сказал. Он не просто встретил опасность сам, он взял с собой вас и детей, поскольку считал это своим долгом. Другой правитель сразу бы сбежал. Подобной верности городу я никогда не видел. Дож проявил поразительное мужество!
— Вы там были? — Ее лицо залила краска.
Напомнить ей сейчас о том постыдном дне было невероятно жестоко. Она не ожидала, что Пурке на такое способен. Хотя что там! Все веристы — негодяи и животные.
— В тот день я был возницей Кулака и все видел. Я помогал охранять вашу клетку. Вы проявили немалое мужество, миледи.
Она повернулась к нему спиной. Тогда она забеременела Чайзом. А теперь даже Чайза нет.
Они были одни в огромном зале, однако Пурке понизил голос.
— Что касается вашей просьбы… официальных сведений я не получал, но мои разведчики сообщают, что к Средним Воротам приближается несколько колесниц.
— Стралг? — прошептала она.
— Вероятно, миледи. А небольшой отряд — его эскорт. Конечно, он может миновать город. Лорд крови никогда не предупреждает о своем появлении.
Она благодарно кивнула, чувствуя, как при мысли о новой встрече с чудовищем ее охватывает ужас. После покорения города он дважды посещал Селебру, но последний раз это было почти десять лет назад. И оба раза он публично над ней издевался, напоминая о днях рабства. Неужели это испытание ждет ее в день смерти Пьеро? Невыносимо! Как только с формальностями будет покончено, она удалится в Пристанище Налы. Там ее не найдут даже прорицательницы Кулака.
Затем ее внимание привлек какой-то шум у южной двери. Главный герольд привел большую группу людей: юстициария, Высшего жреца, Свидетеля с завязанными глазами, двух писарей, гофмейстера… и Берлис Спирно-Кавотти! По какому праву эта ужасная женщина сюда вошла?! Несомненно, старейшины раньше других отдадут дожу последнюю дань, но почему первой пришла именно она? Ей хватило наглости привести с собой спутницу, служанку, которая несла в руках какой-то сверток.
Жрец подошел к гробу, прикрыл глаза и начал молитву. Голос Куарина нахмурилась, увидев вериста, и обратилась к Оливии:
— Отойдите в сторону, пожалуйста.
Оливия сделала несколько шагов назад. Пурке поступил так же — тук, тук — нарочно не обращая внимания на то, что все дожидаются его ухода.
Юстициарий прикусила губу, однако ничего не сказала и начала ритуал.
— Свидетель, кто это?
Прорицатель был мужчиной — молодым человеком в простом черном одеянии, с белой повязкой на глазах. Он заговорил, и его необычайно высокий голос дрожал от едва сдерживаемых чувств — неслыханное поведение для Свидетеля!
— Это дож, и он мертв.
Куарина повернулась к герольду.
— Трубите в трубы.
Писари уже уселись под свечами, скрестив ноги, и достали таблички с перьями.
Все кончено. Оливия может уйти. Но только она двинулась к выходу, как на ее пути встала худощавая Берлис Спирно-Кавотти, на лице которой появилось неожиданно хитрое выражение. Оливия и мать Мятежника никогда не были близки, однако сейчас та словно хотела ее обнять. Она так поразилась, что даже не отпрянула в сторону.