Мать Сумерек
Шрифт:
— Хоть что-нибудь? — жалобно спросил он у всех разом.
Хабур молча облизнул губы.
Сагромах завыл, ломанулся в дверь, но Шухран и Ниим встали вплотную.
— Лекарь сказал, что, если его будут отвлекать, — белыми губами выдавил Гистасп, — он не поручится ни за одного из них.
Сагромах, не веря ушам, посмотрел на Гистаспа, назойливо, насквозь, будто от этого был шанс, что вот сейчас альбинос скажет, что все в порядке, и тан может войти. Но тот молчал. Сагромах схватился за собственные, тронутые сединой виски,
За последние шесть часов на пол сползли многие. Сползли, замерев в молитвенных жестах. Сагромах раскачивался взад-вперед, не зная уже, вздрагивать ли ему в ужасе от каждого нового крика Бану, или благодарить Праматерь, что она хоть как-то подает признаки жизни.
— Праматерь Всеблагая… — шептал тан в исступлении.
Наконец, дверь отворилась, показался лекарь. Сагромах вскочил так, будто подлетел на горючем порошке.
— ЧТО ЭТО?! — заорал он совершенно неистово, оглядывая передник доктора, красный от воротника до подола. — ОТКУДА СТОЛЬКО КРОВИ?! ЧТО ЗА УБИЙСТВО ТАМ СЛУЧИЛОСЬ?!
— Сагромах, — Хабур попытался взять брата за руки со спины, связывая, успокаивая. Качнул головой, и Шухран тут же пришел на помощь. Следом подключился Вал.
— ЧТО С НЕЙ?! — Сагромах не успокаивался и, вырвавшись, с боем ворвался в спальню.
Бансабиру поддерживали за подмышки, давая опираться на приставленное к кровати кресло. Она рычала, изо всех сил стараясь вытолкнуть из себя дитя, и Маатхас, бросившись к ней, видел, как чрево выходит вместе крохой, которая никак не желала его покидать. Он делился между желанием хоть как-то её поддержать и страхом причинить еще большую боль. Видя его метания, одна из повитух крикнула на тана:
— Не трогайте её!
— Ба…
— НЕ ТРОГАЙТЕ ЕЁ! — свирепее приказала она. Маатхас посмотрел в лицо жены — без тени красок или сознания, в бессильной ярости и усталости одновременно — и понял, что едва ли она видит, кто перед ней.
Вместе с лекарем в покой зашли Мантр и Хабур и выволокли тана наружу.
— ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?! ЕЙ НАДО ПОМОЧЬ! ТЫ СЛЫШИШЬ?! — орал Маатхас в закрывшуюся дверь, сопротивляясь.
— Сагромах, — позвал Хабур. — Сагромах.
Тот обернулся рвано: кто здесь? Что еще?
— Са, — еще тверже позвал молочный брат. — Посмотри на меня, посмотри, — Хабур развернул
Сагромаха к себе лицом и встряхнул за плечи. — Доктор сказал, что у неё…
Он не знал, как сказать.
— Я видел, — шепнул Сагромах, оседая в полном бессилии. — Я видел.
— И повреждены нижние ребра, — добавил Гистасп. Маатхас повернул голову в его сторону едва-едва.
— Он спросил, чья жизнь из них двоих тебе важнее, — продолжал Хабур, переведя дыхание. — Я сказал, что Бану.
Маатхас снова посмотрел на брата — будто видел второй раз в жизни и никак не мог вспомнить, где и когда же был первый.
А потом сполз на пол,
Его все слышали, но никто не отвечал. Дан отошел на несколько шагов — ближе к Серту. Теперь и его молитва была особенно горяча.
Лекарь выглянул в коридор спустя час, прижимая красную ладонь к губам. За дверью раздавался высокий детский плач. Маатхас даже думать не хотел, что это могло бы значить. Он ничего не спрашивал и только трясущимися руками поддерживал голову, чтобы не уронить её прямо в пол.
— Тан, — позвал лекарь.
— Сагромах, — позвал и Хабур, видя, что брат не реагирует. Маатхас посмотрел на целителя, потом на Хабура, качнул головой, и тот помог ему подняться.
— Я сделал, что мог, — сообщил врач. — Но правда такова, что образ жизни, который тану ведет с детства, не годится для роженицы.
Маатхас покрылся пятнами. Серт прислушивался особенно остро — это было видно по сведенной судорогой спине — но не оборачивался.
— Что ты сказал?!
— Её прошлые роды, вы помните, дались ей с трудом. Среди моих повитух есть те, кто был и при рождении ахтаната Гайера, и они говорят, что тоже видели мало хорошего.
— ТЫ МОЖЕШЬ СКАЗАТЬ ТОЛКОМ?! — заорал Сагромах вне себя от ярости и страха.
— Кроме тех трех, которых вы растите, у тану больше не может быть детей. Или им, или, скорее всего ей, это будет стоить жизни.
— Так тану жива?! — обернулся Серт, и стало видно, что у него мокрое лицо.
— Пока да. Дотянет до утра, будет жить.
Маатхас схватился за грудь. И даже Аргат, привязавшейся к новой госпоже за такой-то срок, спрятал лицо в широких ладонях.
— Ничего не говорите детям, — настоял лекарь.
Хабур кивнул вместо брата.
— Она спит? — спросил Гистасп.
— Да. Мы дали ей крепкий отвар, чтобы она заснула. Потеря крови огромна, как и болевой шок. О других повреждениях я уже говорил.
Иттая, которая в свое время подошла тоже и теперь держалась за руку Гистаспа, судорожно вздохнула.
— Могу я взглянуть на малыша? — спросил, наконец, Сагромах.
Доктор набрал полную воздуха грудь.
— Если пообещаете не говорить об этом танше.
— Что? — не понял Хабур.
— Мальчик…
— Это мальчик? — на краткий миг осветилось лицо Сагромаха, пока он не понял, что этот маленький изверг подвел Бансабиру к самой роковой из черт.
— …не доживет до утра. Едва ли тану Яввуз успеет взять его на руки. И… будет лучше, если нет. Ей и так предстоит тяжелое известие.
Сагромах его уже не слышал. Смысл случившегося, наконец, всем весом обрушился на него. Он закрыл лицо руками и, обнятый со спины Хабуром, горестно зарыдал.