Матабар III
Шрифт:
А Полковник с Мшистым уже прошли сквозь толпу оловянных стражей, замерших в изначальных позах. Те не сводили прицелов с… пустоты и, кажется, старались не дышать, пока люди в черных кожаных пальто не прошли мимо них.
Один лишь Ардан как-то выбивался из общего антуража, но на него никто не обратил внимания, что происходило не так уж и часто.
Внутри здание ничем не отличалось от любого иного служебного учреждения Империи. Массивный холл, на стенах которого местами блестел выложенный мозаикой герб. По правую руку небольшая сторожка с застывшим внутри дежурным. Слева
Все выкрашено светлыми тонами, с потолка свисали Лей-люстры, а пол укрылся коврами, призванными спасти светлый паркет от принесенной на ботинках слякоти. Сухо в столице бывало не так уж и часто.
Дежурный, как и прочие стражи, оказавшиеся в этот момент в холле, замерли. Застыв, подобно каменным изваяниям, они смотрели на делегацию Плащей и точно так же, как их соратники, не дышали и не двигались.
Полковник же, слегка вразвалочку, свернул налево и отправился по коридору, утягивая следом за собой и своих подчиненных.
Они миновали несколько служебных помещений, затем поднялись по лестнице и, наконец, очутились на третьем этаже, где, как и в самом Черном Доме, в самом конце крыла обнаружился кабинет с табличкой « Министр Внутренних Дел, Генерал-Лорд Даниил Норленов».
Полковник, без всякого стука, открыл дверь и вошел внутрь. Как и полагал Арди, первое помещение являлось довольно таки просторной приемной, с выставленными вдоль стен стульями. Около окна ютился, ныне пустующий, стол секретаря.
Приемная венчалась спаренными створками, которые и поспешил открыть Полковник. В итоге Плащи, друг за другом, вошли в воистину громадное помещение. Метров сто квадратных, да еще и вытянутое, оно походило на зал приемов, а не кабинет.
Здесь нашел свое пристанище и камин с тремя пухлыми диванчиками. Шкафы, заполненные вовсе не книгами, а какими-то статуэтками, шкатулками, несколькими дорогущими хьюмидорами и, разумеется, разнообразным декоративным оружием.
Золотые револьверы на бархатных подушечках; кавалерийские сабли, с рукоятями, усыпанными драгоценными камнями; несколько артефактов до Имперских времен и, кажется, даже обломки древних посохов.
По правую руку на стене, целиком состоявшей из окон, вытянулись шторы из шелка, бархата и парчи. Стены скрывались, как и в поместье Иригова, за панелями из драгоценных пород дерева, а местами на них висели картины.
Ардан сперва не понял, что в них цепляет внимание, а затем обнаружил, что те являлись сценами из прошлого, вот только лица исторически деятелей были заменены. На некоторых Арди увидел и Иригова.
И кому только подобное в голову взбредет.
— Не могу сказать, что сильно рад ночному вызову, господин Полковник, — прозвучало издалека.
У противоположной от входа стены, перед портретом Императора Павла IV, за столом сидел человек весьма странной наружности.
Плотного, но не толстого телосложения, он обладал, на удивление, ясным и чистым взглядом синих глаз. Вытянутый, крючковатый нос совсем не портил лицо, а лишь дополнял очертания массивной, четко очерченной челюсти. В красном мундире с генеральскими
Справа и слева от него стояли два офицера в звании майора. Бывалые стражи, о чем ясно сообщали их тяжелые взгляды и обветренные лица. В их кобурах покоились револьверы. Точно так же, как и еще у четверых стражей — двух майоров и полковников, сидевших за столом, перпендикулярно приставленным к министерскому.
Таким же образом столы стояли и у деканов Большого и, собственно, у Полковника в Черном Доме. Видимо — чтобы проще проводить совещания.
Только в данном случае за приставленным столом могли сидеть не восемь человек, а сразу двадцать.
— Такая у тебя работа, Даниил, — спокойно произнес Полковник и, отодвинув стул уселся за него не сбоку, а во главе второго стола. Так, чтобы смотреть министру глаза в глаза.
Ардан, невольно, проследил линию взгляда и, сам того не желая, окунулся в разум министра. Вернее — попытался окунуться. Потому как, на поверку, не обнаружил там ровным счетом ничего. Только зияющую пропасть, как в расщелинах Алькады. И лишь далекое эхо стало единственным, что уловил юноша в разуме Генерал-лорда.
Арди отшатнулся и моргнул.
— Ты чего? — шепнул Милар.
— Я… — Ардан посмотрел на этого странного человека с ясными, голубыми, но словно мертвыми глазами. — Ничего. Устал.
— Ну конечно, — явно не поверил капитан.
Арди никогда прежде не видел таких глаз. Они будто не выражали никаких эмоций. В них не читалось ни злости, ни сожаления, ни усталости, ни, тем более, сострадания. Будто стеклянные.
Ардан до предела напряг слух и прислушался к сердцу министра. Оно билось ровно и спокойно. Стучало размереннее метронома.
Стук-стук.
Стук-стук.
В то время, как у всех остальных, даже у Полковника и Мшистого, ритм пусть и немного, но сбивался. Потому что они испытывали эмоции. Контролировали их, разумеется, но все же — испытывали.
А Даниил Норленов… не испытывал вообще ничего? Но ведь такого же не бывает. Или — бывает?
— Я уже дал показания, Полковник, по поводу своей дочери и непутевого зятя, — причем, даже на словах о дочери, в глазах Даниила не промелькнуло ни малейшего отблеска. Так, будто тот говорил о совершенно постороннем ему человеке. — Мне было не известно о пристрастиях Иригова. Да и на Оксане тот женился уже после того, как стал моим заместителем. Так что…
— Вы знаете, министр, — Полковник, перебивая Генерал-лорда, перешел на официальный тон. — Меня всегда поражала эта ваша столь полезная для государства, но губительная для вашей семьи, отчужденность.
Ардан, наконец, понял, кого ему напоминал Даниил Норленов — хладнокровную ящерицу. Зверя, с которым не договориться. Зверя, что никогда не почувствует к тебе ничего, кроме безразличия, либо голода.
— Кажется, в новомодном ответвлении науки — психологии, такому взгляду на мир даже придумали название, — продолжил Полковник. — Социопатия… или психопатия. Как-то так. Увы, у меня уже совсем не та голова, что раньше, чтобы запоминать все, что я читаю.