Матабар
Шрифт:
Как многое изменилось за эти шесть лет…
Но только не для старика. Даже здесь, в долине, в дали от родных мест, он все еще чувствовал в себе достаточно сил. Кряхтя и стеная, он выпрямился и поднял над головой посох, а затем с силой вонзил его себе под ноги.
— Ты справишься, — произнес он и словно еще несколько лет опустились ему на плечи. — Ардан.
И ветер, кружащий вокруг Старой и Новой Алькад, подхватил сказанное и понес через хребты, пролетел по перевалу и закружил вокруг утеса.
Там, где стоял молодой охотник.
Удивительно, как он прежде никогда этого не замечал. Что здесь, на дальнем изгибе хребта
Арди подошел к их подножию и посмотрел наверх. Там, среди туч и вьюги, он увидел утес, напоминающий голову ястреба, а сама гора — словно его острые крылья, пронзавшие облака.
— Ястребиный Утес…
И охотник, словно это была не буря, а погожий летний день, схватился пальцами за камни. Он мог бы обойти скалу, найти горную тропу и спокойно подняться наверх, но это значило бы потерять пол ночи, а может и несколько дней. Сердце Арди не позволяло такой расточительной роскоши.
Под ударами ветра, презирая уколы ледяных игл, слушая гром, Арди полз по камням, как его когда-то давно наставлял Учитель. Отсветы молний становились для него лучами ока Духа Дня. И с каждой новой вспышкой он различал тени выступов, впадины узких расщелин, скосы расколов и тонкие линии парапетов. Охотник цеплялся за них, рывками передвигая тело, прижимаясь корпусом к скале и поднимаясь все выше и выше.
Иногда едва было не срывался, но даже не чувствовал смрадного дыхания и холодных когтей. Страх, будто сам испугавшись свирепой бури, заскулил и поджал хвост, оставив наедине охотника и зимний шторм.
Стоило всего раз ошибиться, всего на мгновение оступиться, неправильно рассчитать силы, соскользнуть пальцами с особенно тонкой полоски камня, как темная пропасть внизу сожрет плоть и перемелет кости, но как и Учитель когда-то — Арди не ошибался.
Его пальцы оказались крепче когтей горного барса — любой выступ, даже толщиной с воронью косточку, был для него надежнее широкого плато. Дыхание охотника не сбивалось, а легкие раздувались широкими мехами, словно у молодого медведя, поднимающегося по камням к вершине водопада. Глаза Арди видели так же ясно отчетливо, как и глаза орла — он замечал даже самые дальние выступы и зацепы. А до ушей, будто это была белка, ищущая дупло, доносились малейшее, едва различимые свисты, когда ветер путался среди расколов, трещин и расщелин.
Не прошло и трех часов, как охотник поднялся на вершину утеса. И здесь, на широком уступе, напоминающим язык, действительно лежал испещренный камень с небольшой полоской посередине, делящий его на две половины.
Арди подошел к нему, провел рукой и улыбнулся — действительно выглядел как попа. И если не огра, то уж тролля — это точно.
Охотник повернулся и посмотрел на юг. Все замело снегом, спрятав ориентиры, тропы и деревья. Но Арди и не требовалось знать куда идти, чтобы чувствовать нужное направление. Уже не переходя на бег, он начал спокойно спускаться вниз. Камень оставался за спиной, а Арди шел через опушки. Несмотря на плотный, хрустящий покров, он ощущал привкус свежей травы, холодную влагу ручьев и медовый запах цветочных лугов.
Миновав опушки, Арди смахнул снег со старого, поваленного ураганом ельника. Там, на стволе, на месте явно неумело срезанной коры, виднелась
— Строго… на… север… — едва слышно шептал Арди. — три… опушки… попа… огра.
И каждый раз, когда пальцы касались букв, охотник ощущал исходящее от них тепло. Не такое, как Атта’нха, а другое. Совсем другое. Оно вызывало у него невольную улыбку и Арди пошел дальше. Пробравшись через снежные кустарники и сломанные деревья, он вышел на берег неширокой реки. Когда придет время сменяться власти Королев, она разойдется в ширь и станет бурным горным потоком, способным поднимать тяжелые валуны и нести их вниз — в лесные ущелья.
Но это потом. Не сейчас.
Сейчас, закованные ледяными объятьями, она спала в ожидании часа пробуждения.
Охотник пошел вниз по её течению. Какие-то смутные видения наполняли его разум. Видения, смысл которых он не мог ни осознать, ни уловить. Стоило только им всплыть в его голове, как они тут же исчезали, забываясь и подергиваясь пеленой.
Странное это ощущение — одновременно что-то помнить и нет.
Обычно Арди отмахнулся бы и сказал, что все это, как наставлял Учитель, мысли завтрашнего дня, но не теперь. Теперь, отчего-то, его сердце желало удержать видения, не дать им уйти, но разум не мог подчиниться.
А затем все это исчезло. Стало неважным.
Река уходила все дальше вниз, петляя среди скал и холмов, но Арди куда больше интересовал отходящий от неё ручей. Он змеился, кривляясь вдоль пологих берегов некогда широкого притока, а затем, у подножия белоснежного склона, вновь раскрывался объятьями речного рукава. И Арди пошел следом за манящим зовом. Через смешанный лес, сквозь размашистые кусты ежевики, аккурат на границу просторной поляны.
Сейчас спрятанная под все тем же снежным настилом, но вот летом и особенно весной — превращающаяся в цветастое полотно, в котором так забавно ловить кузнечиков и сверчков. Арди это точно знал.
Он шел по снегу, иногда замирая и смутно различая в вихрях снежной пыли очертания непонятных силуэтов. А впереди, на излучине реки, около скального наката, из серого плена которого вырвались две ели — одна высокая и статная, а другая еще совсем молодая… была молодой, а теперь тоже немного подросла.
Так вот.
Там стоял…
— Дом? — произнес Арди неуверенно.
И это слово, вдруг, стало значить для него куда больше, нежели просто постройка — пусть больше, намного больше чем хижина Атта’нха, но, по сути — тоже самое. Нет, слово дом означало другое.
Арди подошел к… крыльцу. Да, так назывались эти ступени, теперь уже прогнившие и провалившиеся под гнетом природы и времени. Они поднимались к широкой площадке. Когда-то, охотник тоже это просто знал, здесь стояло кресло-качалка и кто-то, там всегда сидел и рассказывал Арди истории и сказки. Кресло пропало, как пропала и большая часть навеса — сейчас через неё виднелось небо, где тучи волнами бились друг о друга.
Охотник поднялся к двери. Её никогда не закрывали на замок и не запирали на засов. А теперь они здесь висели оба. Широкая доска, прибитая толстыми гвоздями, скрепляла проем и саму дверь, а на нескольких скобах висел обманчиво проржавевший замок, с такой толстой дужкой, что и Гуте пришлось бы постараться, чтобы его сломать.