Материнский инстинкт
Шрифт:
И за это я мучила его?
И разве могла по-другому?
Могла. Но не хотела.
— Вот и договорились! Ты приехал?
Я ждала его возвращения каждую минуту и боялась его до зубовного скрежета. Не знала, чем всё обернётся и как буду вылезать из того болота, в котором застряла, кажется, до скончания мира. Но я любила Рому, и радость от встречи с ним перевешивала в моём сознании всё остальное.
Снова, словно бешеный страус предпочла спрятать голову в песок, словно это могло хоть от чего-то спасти. Пока что мне
— Да, и уже очень скоро буду у тебя. Ты рада? — мне показалось, в его голосе кроется какая-то тревога, будто он в чём-то подозревает меня, но не может сам понять, в чём именно. Наверное, ощущал, как много скрываю от него, просто сам до конца не мог разобраться в своих ощущениях. Рома прав, но изменить что-то я пока что не в силах. Врать ему тяжело и больно, но я настолько запуталась, изолгалась, что из этого не выпутаться. Остается только надеяться на чудо, что поможет мне.
— Что за глупые вопросы? — спросив, снова засмеялась, моля всех богов, чтобы он не почувствовал моего напряжения, что сковывало изнутри стальными цепями. — Когда тебя ждать?
— Раз рада, значит, примерно через час жди в гости.
— Договорились, — выдохнула с облегчением и повесила трубку.
Разговор в любом случае нужно было заканчивать, потому что почувствовала, как завозился под боком ребенок, снова проголодавшись. Этот вечно голодный комок плоти — моя главная проблема, проклятие и беда одновременно. Нужно было от него избавляться, но я на протяжении всей беременности так и не нашла способ, а тот выход, который предложила мне хитрая гадалка оказался пустышкой, радужным мыльным пузырем.
Значит, нужно было его спрятать в стенах этой квартиры, раз отдать, пока не решилась. Накануне вечером в ближайшем магазине купила упаковку подгузников для новорожденных и пачку влажных салфеток, поэтому менять ему пеленки нужды не было. Жаль, что нельзя было оставить его без еды, чтобы он совсем не мешал мне жить. Как бы я не приноровилась кормить его, будто бы даже смирившись с этой участью, меня всё равно раздражал этот процесс. Но Рома ни в коем случае не должен был его увидеть. Или даже услышать.
Выход нашла неожиданно. Пусть это и казалось диким, но иной вариант в моём воспалённом мозгу родиться просто не мог. Наверное, я окончательно сошла с ума, раз в голову лезли настолько дикие идеи.
Когда это началось? Когда волна безумия захлестнула меня окончательно, лишая воли, превращая в дикое затравленное животное? В ночь изнасилования, когда курила на кухне, напиваясь до беспамятства? Или когда врач отказался делать аборт? А может, я так изначально и была, да только события того дня поставили на моём здравомыслии жирный нестираемый крест?
Но тогда у меня не было времени думать о душевном здоровье, когда на счету каждая минута.
Наспех покормив, дождалась, пока уснул. После дрожащими руками
Нет.
Ребенок, казалось, даже не почувствовал новой угрозы, что исходила от меня. Наверное, он до такой степени привык к моим издевательствам, что удивить его чем-то было сложно. Да и что может понимать новорожденный? Главное, чтобы было тепло, сухо и сытно. Так, во всяком случае, мне казалось, в этом убеждала себя ежесекундно, оправдывая своё зверство.
Оставалось придумать, куда его положить, чтобы Рома случайно не наткнулся на него. Вышла на балкон и нашла там коробку, настолько огромную и вместительную, что в нее мог поместиться не только ребенок, но и кто-то значительно крупнее, имей он на то желание. Вернулась в комнату и закутала мирно спящего младенца в огромное банное полотенце — приличную одежду я так ему и не купила. Не видела смысла тратиться, была уверена, что долго он всё равно не проживет. Вынесла на балкон малыша и положила того в коробку.
Он даже не проснулся — до того крепко спал. Ну а мне ничего другого и не требовалось. Главное, чтобы как можно дольше спал и не привлекал своими криками ненужного внимания. Не хотела о нём заботиться, не хотела даже думать, насколько дико и глупо поступаю. Главным было спрятать его надёжнее, а там хоть трава не расти. Постояла несколько минут, глядя на младенца, тихо вздохнула и пошла выбирать одежду, в которой встречу Рому. Мне хотелось думать только о том, как увижу его, как смогу прикоснуться, обнять.
Рома приехал даже несколько раньше, чем обещал. Стоило мне только взглянуть на него, как моё сердце заныло — так красив он был в тот момент. Такой высокий, сильный, надежный, с бесконечно голубыми глазами, в которых хотелось утонуть. Я любила его, любила, несмотря ни на что. Хотелось кинуться ему на шею, зарыдать, во всём признаться.
Мне хотелось, чтобы хоть кто-то пожалел меня, но разве это возможно? Разве достоин жалости человек, совершивший за короткое время столько страшных ошибок? Как объяснить кому-то то, что на моём балконе спит в пластиковой коробке ребенок с заклеенным ртом, ребенок, которого я родила, и смерти которого жду каждую секунду? Кто в состоянии понять, что сподвигло меня на такой шаг, что стало причиной моего сумасшествия?
— Ты выглядишь просто... — Рома стоял с расширенными от удивления глазами. Счастливая улыбка озарила его и без того слишком красивое лицо. Он был настолько красив, что практически больно смотреть. Светлые волосы, выгоревшие на солнце, золотистый загар — всё в нём было прекрасно. Но самое прекрасное в нем то, что вся эта красота, весь он до остатка принадлежал только мне. И больше всего на свете я боялась его потерять.
— Феноменально, потрясающе, великолепно, умопомрачительно, шикарно? Ты это хотел сказать? — спросила, затаив дыхание.