Материнство
Шрифт:
Меня часто спрашивают: «Как быть?», и я всегда сама стараюсь и мамам советую найти в самой неприятной ситуации хорошее, не раздражаться и не паниковать, что у подруги ребенок в 6 лет читает книги самостоятельно, а у вас в 8 не хочет. Все люди (и все дети) разные, и если совсем-совсем плохого взрослого редко встретишь, то уже ребенка-то и подавно. Может, я и не права, но мне кажется, что своего ребенка лучше сравнивать не с соседским, а с собой. Уж себя-то мы считаем неплохими людьми, правда? Вот и давайте перейдем к тому, что «в-третьих».
Только честно: а вы много читаете? Сколько часов в день? Книги или только газеты и журналы? Имеет значение даже, когда читаете. Мне недавно одна знакомая рассказала, как ее спросила дочь-восьмиклассница: «Мама, а что, ты не любишь читать?» Мать, журналистка, литератор, была потрясена: «Конечно, люблю, почему ты спрашиваешь?» —
И еще — о телевизоре. Это наш родительский соперник, и серьезный, так и надо к нему относиться. Вот мне соседка жалуется: «Хочу научить детей читать, возьму книжку, читаю им, а они не хотят слушать, уходят». Все-таки не всякая мама читает, как артистка, — вот она и проигрывает в сопоставлении с «ящиком». Да еще тетя Валя с экрана не скажет: «Сиди смирно, не вертись, не ковыряй в носу». Вот и уходят — смотреть глазами, как, наверное, первобытные ребятишки, замерев, смотрели в костер: что-то двигается, что-то пляшет, будто что-то и происходит, что-то неведомое, таинственное. И вот поэтому я считаю, что если книжку можно давать любую, то не всякую передачу можно разрешать смотреть по телевизору. И я уже слышу, как мне возражают: «Так что ж, нам самим и не смотреть совсем телевизор, если ребенок в комнате?» И мне всегда удивительно, что родителей так раздражает сама мысль о том, что чем-то нужно поступиться ради ребенка, в чем-то себе отказать. Ну, не очень это большая жертва — иногда выключить телевизор. Есть семьи, где он всегда работает, — что ж, наверное, можно и так жить. Только тогда требование к ребенку «Читай!» надо снять. Кто-то умеет и любит танцевать — кто-то нет, ну и ничего страшного. Так и без чтения можно прожить, живут же многие. Но если вы хотите, чтоб ребенок был как вы и лучше вас, чтоб чтение было его потребностью всю жизнь, чтоб вы в воспитании сына могли опереться на литературные примеры и он мог бы вас понять — тогда еще и еще раз проанализируйте вашу собственную жизнь, собственные взаимоотношения с книгой, если можете что-то изменить к лучшему — измените.
Более существенным мне кажется подготовить ребенка к той школе, в которой мы учимся всю жизнь, — к работе. Как часто школьный порог воспринимается и детьми, и родителями как жесткая граница между веселой беззаботностью праздника и унылыми буднями труда, как страдают дети от необходимости ежедневно делать то, чего они не умеют, — работать.
В семье, где ребенок растет в окружении одних взрослых, он, как правило, от домашней работы огражден, а в детском саду полностью выключен из семейных забот и трудностей.
В детском саду детей обслуживают люди, которые обязаны это делать, и кроме того, это, как в «Аленьком цветочке», какие-то невидимки. Кто-то привез продукты, кто-то их приготовил: «Садитесь, деточки, кушать!» Кто-то помыл посуду, кто-то — пол.
В такой семье, как наша, дети видят, что ничего не появляется само собой, видят, как я бегу в магазин и прибегаю с сумками (бегом — это в прямом смысле). Мальчишки стараются от двери до кухни дотащить мою поклажу, но это у них не всегда получается — тяжело. Дети — и девочки, и мальчики — постоянно моют посуду, метут пол,
Так что они понимают: труд — вещь обязательная. Это не игра в труд, а именно труд, работа, которую за тебя никто не сделает. И есть в ней не только принуждение, но и радость удачи: «Мама, посмотри, как мы убрали!»
В прошлом году мы всей семьей отдыхали под Москвой в самодеятельном доме отдыха, там каждый взрослый должен отдежурить один день на кухне. Меня освободили, но я сама попросилась — неудобно. Сидим мы — я и двое мужчин — и чистим картошку. Приходит сынишка одного из них, лет десяти-одиннадцати, и смотрит. Папа ему говорит: «Почисть и ты». — «Я плохо чищу, медленно». Отец: «Ну ты одну, а я — две, вот и будет три». — «Я не хочу». Отец: «Я тоже не хочу, но вот чищу же». А сын ему: «Ты не можешь отделаться, а я могу. Если бы ты мог, ты бы тоже отделался».
Тут подошли мои с Аськой в коляске, пристроили ее под деревом в тени, чтоб ей не жарко было и все видно, — и подрались из-за ножей, не всем хватило. Драка — это, конечно, плохо, безобразие, но как же я ими гордилась!
Мы часто употребляем сочетание слов «воспитать любовь к труду», а вот Некрасов сказал точнее, «привычка к труду» и назвал ее «благородной».
Когда Настя пошла в школу, она как-то в первые дни спросила меня: «Мама, когда мы в школе завтракаем, кому надо говорить спасибо?» И видя, что я замялась, спросила снова: «Я говорю учительнице, это правильно?» Я сказала: «Правильно», но дочка верно почувствовала: что-то не так. У учительницы другая работа, готовила, расставляла по столам тарелки не она, спасибо надо говорить другим. Остальные дети вообще не подумали о необходимости благодарить за труд, потраченный на них: привыкли, что их обслуживают.
Мальчик пришел к нам в гости, пообедал с нами, выходит из-за стола. Я не выдержала: «Игорь, что надо сказать?» «Все!» — погладил Игорь набитый живот. Дети не видят работы взрослых: мама и папа куда-то уходят и потом приходят усталые, нянечки в детском саду убирают в отсутствие детей, воспитательницы помогают рисовать картинки, читают книжки — так это удовольствие, с точки зрения ребенка. А в школе вдруг начинают заставлять: сиди, смотри, слушай. Нет, не рисуй, пиши. Нет, не пиши, читай. Надо, надо, надо. К школе ребенок должен уже уметь работать, понимать и «нарядную сторону» труда, говоря словами Некрасова, и его суровую необходимость.
Мне смешно и грустно, когда на августовских родительских собраниях начинают говорить мамам и папам первоклашек: «Учите детей зашнуровывать ботинки, застегивать пуговки». Это 7—8-летнему кто-то шнурует ботинки! Есть, значит, время. Какое счастье, что у меня его нет, что дети обслуживают сами себя, а если что не так, на это есть старший брат, это его работа. Не игра опять-таки, а именно работа.
Игра в работу — это и в начальной школе тоже. У дочери четверка по труду, но это не значит, что она ленивая или неумелая. Что-то она забыла: то ли клей, то ли бумагу, вот и четверка. Я как-то в деревне познакомилась с десятилетней девочкой, мать ее была дояркой, отца не было, а был еще братишка-первоклассник. Матери фактически целый день не было дома (такая уж работа), девочка топила печь, готовила на всю семью — словом, вела дом. Но по труду в школе у нее была четверка: плетенный из бумаги коврик получился кривоватый. Сын в четвертом классе (это в десять лет!) получил «5» — бутерброды делали! Сложное кушанье, что и говорить.
Однажды в школе, где учатся дети, молоденькая учительница провела среди своих октябрят коротенькую анкету о том, что они делают дома, что любят, что нет. Кто из взрослых, перечисляя сделанные за день дела, вспомнит о том, что умывался и чистил зубы? Но чуть ли не в каждой третьей анкете дети включают эти действия в свои обязанности, да еще нелюбимые. Вот и бабушка просит совета у газеты: внук не любит мыть руки, старается увильнуть от этого всеми способами, уверяет, что вымыл, и хватается за хлеб грязными руками, что делать? А собственно говоря, как мы, взрослые, воспитываем такую неободимую в жизни привычку к чистоте? Бесконечными напоминаниями? Плакатиками с текстом «Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья»? Но дети жалуются: «Не люблю чистить зубы, потому что зубная паста горькая!» Их всего два вида — детских зубных паст в продаже — «Чебурашка» и «Ну, погоди», остальные — ананасная, например, — сняты с производства. Плохие были? А где же тогда новые, хорошие?