Материя и память

Бергсон Анри

Да и как могло бы быть иначе? И в том, и в другом случае отдельное восприятие и воспоминание рассматриваются в статическом состоянии, как вещи,первая из которых уже не требует дополнения второй, вместо того, чтобы рассмотреть ту динамическую прогрессию^посредством которой они переходят одно в другое.

В самом деле, с одной стороны, полное, целостное восприятие определяется и обособляется, только благодаря своему слиянию с образом-воспоминанием, который мы проецируем перед ним. Без этого не было бы внимания, а без внимания возможно только пассивное сопоставление ощущений, сопровождаемых машинальной реакцией. С другой стороны, как мы покажем ниже, и сам образ-воспоминание, сведенный к состоянию чистого воспоминания, оставался

бы бездейственным. Будучи виртуальным, воспоминание это может стать актуальным только благодаря его извлечению восприятием. Бессильное само по себе, оно заимствует жизнь и силу у наличного ощущения, в котором материали-

¹ Bain, Les sens et Г intelligence,p. 304. — См. Spencer, Principes de Psychologie,1.1, p. 483.

² Ribot, Les maladies de lam'emoire, Paris, 1881, p. 10.

Наиболее ясные случаи такого рода читатель найдет в статье Шо: Shaw, The sensory side of Ahpasia.(Brain, 1893, p. 501). Многие авторы, впрочем, ограничивают повреждение, характерное для потери слуховых словесных образов, повреждением первой извилины. См. в особенности: Ballet, Le langage int'erieur,p. 153. ⁴Luciani, цитир. у J.Soury, Les Fonctions du Cerveau, Paris, 1892, p. 211.

240Реализация воспоминаний

зуется. Не возвращает ли нас это к утверждению, что отдельное восприятие вызывается двумя противоположными по направлению влияниями, из которых одно, центростремительное, исходит от внешнего предмета, а другое, центробежное, имеет отправной точкой то, что мы называем "чистым воспоминанием"? Первое влияние, взятое совершенно изолированно, дало бы только пассивное восприятие с сопровождающими его машинальными реакциями. Второе же, предоставленное самому себе, стремится дать актуализированное воспоминание, все более и более актуальное по мере своего усиления. Объединившись, два эти влияния образуют в точке соединения определенное и узнаваемое восприятие.

Это то, что говорит нам внутреннее наблюдение. Но мы не можем на этом остановиться. Очень опасно, конечно, пускаться, без достаточного освещения, в область темных вопросов церебральной локализации. Но как мы сказали, отделение полного восприятия от образа-воспоминания приводит клиническое наблюдение к конфликту с психологическим анализом, а результатом этого отделения для теории локализации воспоминаний является серьезная антиномия. Нам предстоит исследовать, как преобразятся известные факты, если не рассматривать мозг, как хранилище воспоминаний ¹ .

Допустим на минуту, для упрощения изложения, что возбуждения, приходящие извне, вызывают в коре головного мозга или в других центрах элементарные ощущения. Это всегда были бы не более, чем элементарные ощущения. Однако фактически всякое восприятие охватывает значительное число этих ощущений, всегда сосуществующих и расположенных в определенном порядке. Откуда этот порядок и благодаря чему устанавливается это сосуществование? В том случае, когда материальный предмет налицо, ответ не вызывает сомнения: порядок и сосуществование ощущений зависят от органа чувств, получившего впечатление от внешнего предмета. Этот орган как раз и устроен так, чтобы многообразие одновременных возбуждений могло определенным образом и в определенном порядке на нем запечатлеваться, сразу распределяясь по избранным частям его поверхности. Это, таким образом, своего рода огромная клавиатура, на которой внешний предмет сразу

¹Теория, набросок которой мы здесь предлагаем, одним из своих аспектов напоминает теорию Вундта. Сразу же отметим их общий пункт и существенное различие. Вместе с Вундтом мы считаем, что определенная, отчетливая перцепция предполагает центробежное действие, и это заставляет нас вместе с ним предположить (хотя несколько в отличном от него смысле), что так называемые имагинативные центры являются скорее центрами группировки чувственных впечатлений. Но,

согласно Вундту, центробежное действие состоит в "апперцептивной стимуляции", природа которой определима лишь в общих чертах и которая, по-видимому, соответствует тому, что обыкновенно называется фиксацией внимания; мы же полагаем, что это центробежное действие принимает в каждом случае особую форму, а именно форму того "виртуального предмета", который постепенно стремится актуализироваться. Отсюда важное различие в понимании роли центров. Вундт приходит к допущению: 1) общего органа апперцепции, занимающего лобную долю, 2) особых центров, которые, будучи, без сомнения, неспособными накапливать образы, сохраняют все же тенденцию или предрасположенность к их воспроизведению. Мы же, наоборот, утверждаем, что в мозговом веществе от образа ничего оставаться не может и что не может существовать центра апперцепции, но что в этом веществе просто есть органы виртуальной перцепции, находящиеся под влиянием интенции воспоминания, а на периферии есть органы действительной перцепции, на которые влияет воздействие предмета. (См. Psychologie physiologique,t.I, p. 242 — 252).

Память и мозг241

исполняет свой аккорд в тысячу нот, вызывая тем самым, в определенном порядке и в один момент, огромное множество элементарных ощущений, соотнесенных со всеми имеющими отношение к делу точками сенсорного центра. Уничтожьте теперь этот внешний предмет, или орган чувств, или и то, и другое: можно вызвать те же самые элементарные ощущения, потому что налицо те же самые струны, готовые звучать точно так же, как раньше. Но где же эта клавиатура, позволяющая ударить по тысячам и тысячам клавиш сразу и соединить тысячи и тысячи простых нот в одном аккорде? По нашему мнению, "область образов", если она существует, может быть только такого рода клавиатурой. Конечно, нет ничего недопустимого в том, что все участвующие струны приводятся в действие непосредственно чисто психологической причиной. Но в случае ментального слухового восприятия — которое одно только нас и интересует — локализация этой функции вроде бы действительно имеет место, потому что определенное повреждение височной доли ее уничтожает; с другой же стороны, мы изложили соображения, по которым мы не можем ни допустить, ни даже представить себе осажденные образы, хранящиеся в некой области мозгового вещества. Остается возможной, таким образом, единственная гипотеза-предположение, что эта область занимает по отношению к слуховому восприятию как таковому место, симметричное органу чувств (в.дан-ном случае — уху) : это было бы своего рода ментальное ухо.

Тогда указанное противоречие рассеивается. С одной стороны, становится понятным, что вызванный из памяти слуховой образ возбуждает те же нервные элементы, что и первоначальное восприятие, и что воспоминание постепенно превращается в восприятие. С другой стороны, понятно также, что способность вспоминать такие сложные звуки, как слова, может соотноситься с другими частями нервной субстанции, чем способность их воспринимать: вот почему при психической глухоте реальный слух может сохраняться после утраты ментального слуха. Струны еще целы, и под влиянием внешних звуков они еще вибрируют: не действует внутренняя клавиатура.

Другими словами, наконец те центры, где рождаются элементарные ощущения, могут быть приведены в действие как бы с двух разных сторон: спереди и сзади. Спереди они получают впечатление от органов чувств, следовательно, от реального предмета:сзади же подвержены, через ряд опосредовании, влиянию виртуального предмета.Центры образов, если они существуют, могут быть по отношению к сенсорным центрам только органами, симметричными органам чувств. Они так же точно не могут быть хранилищами чистых воспоминаний, то есть виртуальных предметов, как органы чувств не могут быть хранилищами предметов реальных.

Прибавим, что это только бесконечно сокращенный перевод того, что может совершаться в действительности. Различные сенсорные афазии показывают, что вызов слухового образа ™ акт весьма не простой. Между интенцией — тем, что мы называем чистым воспоминанием, и слуховым образом-воспоминанием в собственном смысле чаще всего вклиниваются промежуточные воспоминания, которые должны до того реализоваться как образы-воспоминания в более или менее отдаленных центрах. И тогда только, через ряд последовательных уровней, идея