Материя
Шрифт:
Орамен покачал головой. Бригадир Брофт посмотрел на него. Пришлось одобрительно улыбнуться в ответ, чтобы тут же снова вернуться к своим мыслям. Нет, предположения заводили слишком далеко.
Хотя все и закончилось благополучно, Орамен понимал теперь, что сначала должен был опробовать кауда. Глупо, что он этого не сделал. Ну увидит кто-нибудь, что принц не ахти какой летун, — невелик позор. В следующий раз он будет благоразумнее, даже с риском подмочить свою репутацию.
Они вышли на платформу, что располагалась посередине между краем и дном ямы, и посмотрели вниз, на объект всеобщего интереса. Черный как ночь куб со стороной в десять метров наклонно лежал
— Все сопротивляется! — сказал Брофт, покачав головой, и оперся на импровизированные перила.
Насос замолк, и Орамен услышал, как кто-то выругался. Словно в знак солидарности с насосом, ближайшая к ним лампа на стене вырубки мигнула и погасла.
— Никак не удается проникнуть внутрь этих штук, — проговорил Брофт, повернувшись. Он чертыхнулся на погасшую лампу, посмотрел на одного из людей с фонарем и жестом велел ему пойти и посмотреть, что произошло. — Хотя, может быть, стоит извлечь его целиком. Братия оставила бы его гнить здесь — хотя нет, если бы он мог, то уже давно бы сгнил. Но при наших новых и, я бы сказал, более просвещенных правителях, ваше высочество, мы можем предложить этот объект третьим лицам, иными словами... Что?
Человек с фонарем прошептал что-то на ухо бригадиру, который цокнул языком и сам отправился исследовать погасший прибор. Несколько мгновений в вырубке было довольно тихо — самым громким звуком оставался скрип подъемника, спускавшего вниз первую группу рабочих. Даже Воллирд, похоже, перестал кашлять.
Орамен вдруг понял, что уже некоторое время не слышит кашля рыцаря. Его внезапно охватило дурное предчувствие.
— Похоже, — услышал он Брофта, — это провод для взрывных работ, но откуда? Сегодня взрывных работ не планируется. Это просто смешно.
Орамен повернулся и увидел, как бригадир тащит провод, сплетенный с другими проводами, проложенными вдоль стены, между световыми приборами. Провод шел вниз и исчезал под деревянным настилом у них под ногами. Другой его конец уходил в туннель, по которому они только что пришли. Воллирда и Баэрта на платформе не было.
Принца одновременно бросило в жар и в холод. Да нет, это глупость какая-то, не может быть! Реагировать непроизвольно — так, как подсказывал инстинкт, — означало выставить себя в глупом свете. Принц должен вести себя величественно, спокойно, мужественно...
Но с другой стороны, о чем он думал только что? Он сошел с ума? Ведь он же принял решение всего несколько минут назад.
Имей мужество выставить себя в глупом свете...
Орамен развернулся, взял Дроффо за плечо и силой развернул его лицом к штольне.
— Идем, — сказал он, подталкивая Дроффо вперед, и начал протискиваться через группу рабочих, ждавших спуска. — Прошу прощения, прошу прощения, позвольте, прошу прощения, спасибо, прошу прощения, — спокойно говорил он.
— Ваше высочество? — услышал он голос Брофта.
Дроффо неохотно волочил ноги.
— Принц, — сказал он, когда они добрались до
— Беги, — вполголоса сказал Орамен. — Приказываю — беги. Быстрее. — Он повернулся к людям на платформе и закричал: — БЕГИТЕ! БЕГИТЕ ОТСЮДА!
Подтолкнув ничего не понимающего Дроффо, Орамен опрометью бросился мимо него вверх по штольне. Деревянные доски гулко откликались и сотрясались под ногами. Несколько мгновений спустя он услышал у себя за спиной стук каблуков Дроффо — то ли граф тоже почуял опасность, то ли, увидев бегущего Орамена, решил, что должен быть рядом с принцем.
«Как медленно мы бежим по сравнению со своими мыслями», — подумал Орамен. Вряд ли он мог бежать быстрее — ноги работали как поршни, руки двигались в такт бегу, легкие затягивали воздух, все действовало инстинктивно, и улучшить что-либо силой воли было невозможно. Но он чувствовал себя обманутым из-за того, что бешено работающий мозг никак не может внести свой вклад в усилия мускулов. Конечно, не исключено, что усилия эти напрасны. С точки зрения логики так и должно быть.
Он был слишком доверчивым. Даже наивным. За подобную слабость приходится платить. Иногда слабость сходила с рук, и ты избегал наказания — например, в тот день, когда заплатить пришлось Тоуву во дворе таверны (и возможно, Тоув заплатил справедливо). Но делать это все время невозможно. Такое не удавалось никому. Настал день, когда ему придется заплатить.
Выставить себя в глупом свете. Орамен беспокоился, как бы не выставить себя в глупом свете, слишком бурно реагируя на реальную (а может, и вымышленную) угрозу. Но куда глупее было бы не замечать симптомов, идти по бурному, полному насилия миру с широко раскрытыми глазами наивного, доверчивого ребенка, принимая лицемерие и зло за невинность и порядочность.
«Нужно было дернуть за этот провод, — подумал он. — Попытаться вытащить его. Идиот, эгоистичный идиот. Вместе мы могли бы...»
Взрыв начался грязно-желтым облаком света, за которым почти сразу последовал удар страшной силы — такой, словно боевое животное лягнуло Орамена в спину обеими ногами. Его подбросило вверх, перевернуло в воздухе, швырнуло вдоль по штольне, так что возникло впечатление, будто он падает в уходящую вниз шахту. Долгое мгновение он находился в вертикальном положении, маша руками и ногами, а потом внезапно упал; конечности, плечи, спина, голова, поясница ударились обо все окружающие поверхности в мгновенной какофонии боли, словно его одновременно пнул десяток ног.
Он моргнул, увидев прямо над собой грубые доски потолка. Его нос был прижат к ним. Наверное, его раздавило. Может, это гроб. В ушах звенело. Где он был до этого? Никак не вспомнить. В голове стоял безумный звон, а в воздухе пахло бедой.
Он перевернулся, застонав, — поломанное, поцарапанное тело протестовало. Теперь он видел настоящий потолок, потому что лежал на спине и под ним был пол. Видимо, это часть дворца, в которой он раньше не бывал. А куда делся Фантиль?
На стене мигали тусклые желтые лампы, подвешенные на провисающих проводах. Провода что-то значили. Он что-то делал с ними. И должен продолжать это делать. Что именно? Он ощутил вкус крови во рту, поднес руку к лицу — что-то липкое; затем скосил взгляд на ладонь, приподняв голову над полом и преодолевая боль в протестующих мышцах. Ладонь была совсем черной. Он оперся о пол, приподнялся и посмотрел вдоль коридора. Там тоже царила чернота. У досок потолка, концы которых отошли или свисали, полз дым, пар или что-то еще, постепенно затмевая удаляющиеся огни.